– Сестрица Марьи Изотовны привезла из Львова старенькую книжицу, изданную еще в царское время. В книжонке-то той, что ни страница, то кулинарный шедевр. Рецепты блюд говорят сами за себя. Вкусно, не правда ли? – уже веселее пояснила баба Варя. – По ужину чувствуете?
Не только ужин, но и вечер получился царским. Никому не хотелось покидать уютную квартиру Токмазовых, не хотелось ставить прощальную точку в удавшемся застолье. За столом витала удивительная атмосфера теплоты, смешанная с предчувствием перемен. Новое манило и несколько пугало. Все понимали, что этот вечер подвел черту всему, что было до него, и начинается никому не известная, новая жизнь.
На следующий день Жанна с Никитой уехали. Жанна – на север, Никитка – в Москву, на учебу.
Через месяц забрали в армию Леньчика. Зиму баба Варя пережила тяжело. Болели ноги, давало сбои сердце, сказывался возраст.
В первые весенние деньки, когда дворик стал покрываться редким зеленым пухом, место Марьи Изотовны на лавочке заняла ее сестра из Львова. Она была моложе Марьи Изотовны на десять лет и ухаживала за сестрой до последнего ее вздоха. Марья Изотовна умерла 10 мая. Судьба подарила ей еще один День Победы со слезами на глазах. 9 мая ее, совсем обессилевшую, вывели на лавочку. Она была в пиджаке, на котором под лучами майского солнца блестели медали – награды, которыми Марья Изотовна бесконечно гордилась. В последний день ее жизни не осталось и следа от ворчливой, всем недовольной старушки. На лавочке сидела ветеран Великой Отечественной, уносящая с собой долгую нелегкую жизнь, в которой были и гражданская война, и коллективизация, и период диссидентства, оттепели, и перестройка…
В жизнь Марьи Изотовны вместилась целая эпоха. И неважно, кем она была: коммунисткой в прошлом или переродившейся демократкой в настоящем. Главное, она покидала землю, которую бесконечно любила и всю свою жизнь защищала.
После похорон Марьи Изотовны жизнь дворика утратила свою размеренность. Чего-то в нем не стало хватать. И хотя никто из жильцов вслух не произносил, все понимали, что причина сбоя отлаженной жизни дворика заключается в отсутствии хрупкого облика Марьи Изотовны: дворику не хватало ее ворчания.
Баба Варя осознавала, что с уходом Марьи Изотовны все осталось в той, другой жизни. И уже никогда не будет соседских посиделок на лавочке, на балконах, как и не будет многих соседей и той, прежней, жизни.
Красивые зеленые глаза бабы Вари тускнели. Очередной междугородний звонок с севера окончательно подкосил ее оптимизм. Сергей сообщил по телефону, что летний отпуск он проведет на Майами, а Жанна займется обустройством новой, купленной месяц тому назад в Москве квартиры. В это лето баба Варя никого не ждала. Радость доставляли междугородние переговоры и полученное письмо от Леньчика. Он служил на Дальнем Востоке. С фотографии, которую получила баба Варя, смотрели глаза повзрослевшего паренька с мужественным лицом.
Из прочитанного в письме был сделан вывод, что армия гордится посланцем Юга. Баба Варя радовалась армейским успехам Леньки.
Никитка и Жанна звонили каждую неделю, но все равно звонки не могли заменить их присутствия, и от этого баба Варя страдала. Она все чаще отрешенно смотрела в окно или выходила во дворик и садилась на лавочку, где когда-то сидела Марья Изотовна. Слегка сгорбившийся под воздействием времени Погремушкин проезжал на своих стареньких «Жигулях» мимо сидящей на лавочке бабы Вари по нескольку раз на день. Ему так и не удалось приобрести новую машину, о которой Иван Васильевич мечтал всю жизнь. Дефолт окончательно разрушил его мечту, и остался от нее только «новый» руль, возмещенный когда-то Сергеем Григорьевичем за детскую шалость Никитки.
Время изрядно потрепало и Виктора Шмелева, но не тронуло его попугая. Прошлым летом попугай переболел какой-то страшной птичьей болезнью, но смог выкарабкаться и по-прежнему гордо восседал на плече хозяина, обзывая при этом ненравившихся ему мужчин дураками, иногда козлами. В основном эти выражения относились к мужичкам, забивающим в козла под жерделей.
Звуковая дорожка дворика все реже и реже посылала в эфир песни, доставляющие большую радость ее обитателям. Музыкальный продюсер дядя Толик часто уходил в запой. В такие дни Леночка не появлялась во дворе. Она шла к морю и писала о том, что ее волновало. То, что Никитка был главным героем ее рукописей, было очевидно по поведению Лены. Несмотря на дневной шум и прежние знакомые звуки, во дворе стояла громкая тишина. Она была похожа на тягостное предчувствие недобрых событий.
Жизнь во дворе была прежней, но приобретала другие краски. Ему не хватало яркости. И то понятно. Ведь никто не гонял по двору мяч, потому что не было Никитки и Леньчика: никто не ворчал на лавочке, потому что не было Марьи Изотовны. Звуковая дорожка молчала, потому что у дяди Толика были «критические дни» (так Леночкина мама называла дни запоя брата).