Зыбучие пески

Она произнесла это таким тоном, что сразу стало ясно – Маргарета его недолюбливает.

Георг небрежно пожал плечами. Это движение означало не «мне плевать», а скорее «ты и сама знаешь ответ» или «а ты чего ожидала, и что тут можно поделать».

Георг тоже презирает Клаеса.

– Обсудим это позже, Магс.

Я по-прежнему сидела молча и отводила глаза. Старалась не встретиться глазами с Самиром.

– Кто будет итальянские меренги с домашним мороженым? – спросила Маргарета.

Все выразили энтузиазм по поводу мороженого.

Мне пришлось заставить себя есть. Я совала в рот ложку за ложкой и с трудом сглатывала, мучимая мыслями о том, почему Себастиан так себя вел. Ревновал меня к Самиру? Видел в нем угрозу? Что заставило его сказать все эти слова? Я так быстро ела, что у меня заболела голова.

Я помню, что Аманда сказала Самиру, чтобы тот не обращал внимания на Себастиана. Потом мы обсуждали поездку родителей Лаббе в молодости на рок-фестиваль в Дании. Шел дождь, им не удалось поставить палатку среди размякшей глины. Потом разговор перешел на одного парня из пансиона Лаббе, который ходил во сне.

– По меньшей мере, три раза в неделю он спускается из спальни в столовую, залезает на стол для важных гостей и спит там.

Мы много смеялись, и с каждым разом смех был все расслабленней, все естественнее. Многие попросили добавку мороженого. Потом мы поблагодарили за ужин и помогли убрать посуду. Себастиана никто не упоминал. Моего парня.

Все притворялись, как будто ничего не случилось.

Но что мне было делать?

Двумя часами позже, когда мы смотрели фильм в гостиной, Георг пришел передать нам извинения Себастиана. Я не помню, что это был за фильм. Но помню, что мы не отключили звук, когда Георг говорил.

Себастиан «благополучно добрался до дома», Георг говорил с ним по телефону, и он «просил» передать нам его извинения. Он не стал вдаваться в подробности, но все равно голос его звучал натянуто, как у человека, забывшего поздравить друга с днем рождения.

Самир полулежал в полуметре от меня, закинув руку за голову. В полумраке угадывались колечки темных волос под мышками, светлая кожа на внутренней стороне руки мерцала в свете от телевизора. Самир поднял глаза на Георга, пробормотал «Разумеется-все-в-порядке-да-конечно-спасибо». После ухода Георга он снова повернулся к телевизору. Но он смотрел не на экран, а прямо перед собой. А через какое-то время поднялся и сказал, что хочет пройтись. Я подождала четыре минуты и тоже поднялась.

– Я иду спать.

– Спокойной ночи, – пожелала Аманда.

– Сладких снов, – присоединился к ней Лаббе.

Я отключила телефон и оставила его в спальне.

Самир сидел внизу у озера и обнимал себя за колени. На улице было темно и холодно. Я видела только его темный силуэт на фоне освещенного дома. С неба за нами следила бледная луна.

– Меня не нужно утешать, – сказал он, когда я присела рядом.

– Я знаю.

Вблизи видно было, как он расстроен. Он расчесывал кожу на руке – явный признак волнения.

– И нет нужды напоминать мне, что я дурак.

– В смысле?

– Это был мой первый день в школе. Я чертовски волновался. Я не знал, что вы все знаете друг друга, что в вашем мире все знают друг друга, для меня все это было в новинку. Откуда мне было знать, зачем вы все спрашивали, чем занимаются мои родители? Откуда мне было знать? И что за странные вопросы!

– Согласна, – сказала я.

Я никогда не спрашивала Самира, чем занимаются его родители.

Дом был в стороне от автотрассы, свернув с нее, мы ехали до места минут двадцать по проселочной дороге, но даже здесь слышен был характерный шум шоссе, не похожий ни на какие другие звуки.

– Так кем работает твоя мама?

– Что ты имеешь в виду?

– Полагаю, она не адвокат, как ты сказал Лаббе, и не врач, как ты сказал Георгу и Маргарете, так кто она на самом деле?

Самир вырвал клочок травы вместе с корнями и землей.

– Я никогда не говорил, что она адвокат. Лаббе ошибся. А мама всегда говорила, что мечтала стать врачом. Она хорошо училась в школе, но вынуждена была бросить обучение. А теперь слишком поздно. Она даже новости с трудом понимает, как она сможет учиться на шведском на врача. И нам нужны деньги. Ей нравится работа санитарки.

– А твой папа адвокат?

Самир медленно покачал головой из стороны в сторону.

– И они мне платят. Двести крон в час, – выдохнул он. – Я должен быть им благодарен.

– За что?

– За то, что они выставили не меня, а твоего парня-расиста.

– Себастиан не расист.

Самир фыркнул.

– Хватит его защищать. Перед ним и так все пресмыкаются, Майя. Не следуй их примеру. Он привык думать, что может говорить и делать все, что ему вздумается.

Теперь уже я разозлилась.

– Себастиан прекрасно знает, зачем люди подлизываются. Он не тупой. Но не все перед ним пресмыкаются. Например, учителя. Иначе бы он не остался на второй год. И он не может говорить все, что ему вздумается. Разве не его выставили из-за стола сегодня?

– С Георгом и Маргаретой все по-другому.

– В каком смысле?

– Ты сама знаешь. Если бы Лаббе не нуждался в моей помощи, выставили бы меня.

– Неправда.

– Ты сама веришь в то, что говоришь?