И тут я вдруг поняла, что не одна. Сперва даже показалось, что своей игрой я и в самом деле вызвала духов, настолько была похожа на привидение фигура в дверях.
— Уходи… Уходи… — кричал сэр Вильям, уставившись на меня застывшим, окаменевшим взглядом. — Зачем… ты… вернулась… — Я поднялась, и, увидев это, он еще громче закричал от ужаса и упал на пол.
Ошеломленная, я позвала миссис Линкрофт, которая, к счастью, оказалась рядом.
Она в ужасе смотрела на него.
— Что… что случилось?
— Я играла “Пляску Смерти”… — начала я и не закончила фразы, потому что она казалась на грани обморока.
Но потом все-таки сумела взять себя в руки.
— Нужно послать за доктором, — сказала она.
Сэр Вильям был серьезно болен. С ним случился второй удар, и вокруг него собрался целый консилиум, который опасался, что он уже не поправится.
Я рассказала им, что произошло: я играла и, неожиданно подняв глаза, увидела его в дверях. Поскольку он едва мог передвигаться, то для него путь до двери стоил, по-видимому, невероятных усилий, которые, по словам врачей, и вызвали удар.
Через день или два, когда уже стало ясно, что он все же будет жить, миссис Линкрофт заметно успокоилась.
Она сказала мне:
— Все это, конечно, означает, что Нэйпир останется здесь. Уверена, сэр Вильям теперь не вспомнит, что произошло с Эдит: он весь в прошлом, а настоящее видится ему в тумане.
Июль выдался дождливым; несколько дней подряд небо было обложено и лил проливной дождь.
Сибилла Стейси пришла ко мне поболтать, и мне пришлось зажечь свечи, хотя едва минул полдень. На ней было ярко-желтое платье, отделанное черными бантами, с желтыми же бантиками в волосах. Такого цвета при мне она еще не носила.
— Доброе утро, — прошептала я.
Я поднялась из-за маленького столика, за которым готовилась к занятиям. Она хитро погрозила мне пальчиком.
— Это поминки Эдит, — сказала она.
— Но откуда вы можете знать?
— Я уверена, и только. Будь она жива, давно вернулась бы. Все указывает на это. А вы разве думаете не так?
— Не знаю, что и думать, но предпочитаю верить, что она жива и в один прекрасный день появится перед нами, — и я повернулась к двери, будто Эдит должна войти именно в нее. Сибилла тоже повернулась и с ожиданием посмотрела туда же.
Затем покачала головой.
— Нет, она не вернется. Она мертва, бедное дитя, я знаю.
— Вы не можете быть так уверены, — повторила я.
— Странные вещи творятся в этом доме, — продолжала она, — разве вы не чувствуете?
Я покачала головой.
— Вы говорите неправду, миссис Верлен. Вы не можете не замечать этого. Ведь вы чутки, я знаю. И непременно отражу это в портрете, когда напишу его. Странные вещи продолжают происходить… но вы и так знаете.
— Мне хотелось бы… ах, как бы мне хотелось, чтобы Эдит вернулась!
— Она бы и вернулась, если б могла. Она всегда была слабохарактерной и делала то, чего от нее хотели. Знаете, что случилось… с Вильямом?
— Боюсь, он очень болен.
— Да, и все из-за того, что встал посмотреть, кто играет.
— Но он же знал, что это играла я.
— О нет, миссис Верлен, здесь вы ошибаетесь, он не знал. Он думал, что кто-то другой.
— Как такое могло прийти ему в голову? Я ведь часто играю ему.
— Он сам выбирает музыку, не так ли?
— Да.
— Я так и знала. Он выбирает пьесы, которые хотел бы услышать, которые напомнили бы ему о приятном. А теперь, из-за того, что произошло, Нэйпир останется здесь. А ведь Нэйпир должен был уехать, если бы не это. Видите, что хорошо для Нэйпира, то плохо для Вильяма. Как говорят, что одному — яд, то другому — лекарство. Как верно! Прислушайтесь к дождю. Ведь сегодня — день Святого Суизина, а это означает, что теперь сорок дней и ночей будет идти дождь… а все потому, что на день Святого Суизина пошел дождь.
Она задула свечи.
— Мне нравятся сумерки, — сказала она. — Они всегда хороши, не правда ли? Так какую пьесу вы играли, когда сэр Вильям подошел к двери?
— “Пляску Смерти”.
Сибилла вздрогнула.
— “Пляску Смерти”! Что ж, это близко к действительности, не так ли? Для сэра Вильяма. Жутковатая музыка. Вам не показалось странным, что он выбрал именно ее?
— Да, пожалуй.
— И сочли бы его выбор еще более странным, если бы знали, что именно эту вещь Изабелла сыграла в последний раз в тот день. Все утро она сидела за фортепьяно и все играла и играла ее без конца. В конце концов Вильям сказал: “Бога ради, прекрати играть эту мрачную вещь!” И она прекратила, ушла в лес и застрелилась. С тех пор в доме эту пьесу никогда не играли… пока ее не повторили вы.
— Но она была среди нот, которые он сам положил на фортепьяно.
— Да, но эту пьесу
— Тогда кто же?
— Если бы знать, многое прояснилось бы. Кто-то хотел, чтобы сэр Вильям услышал пьесу… и подумал, что Изабелла вернулась наказать его. Кто-то надеялся, что он поднимется с кресла и увидит вас за фортепьяно… было ведь темно, как сейчас. Этот кто-то хотел, чтобы он упал и разбился. И еще хотел показать, что ему все известно.
— Кто же мог сделать такое? Какая жестокость!