Зыбучие пески. Книга 2

Нэйпир не любил Эдит, чего и не скрывал. А в последние недели… я вспомнила беседы, которые мы вели, и меня охватил ужас. Не ошиблась ли я в его намерениях? В самом ли деле он говорил, что, будь свободен, сделал бы предложение мне?

Ситуация была тревожной. Я вспомнила три пары юных глаз, внимательно рассматривающих меня. Как же глубоко я во всем увязла? И в то же время очень хотелось доказать этим людям, что они ошибаются относительно Нэйпира. Хотелось кричать: “Это неправда! Вы несправедливы к нему, как тогда, так и сейчас. Что же, из-за несчастного случая в юности ему быть вечным виновником всех бед?”

Что со мной произошло? Самым важным для меня теперь стало доказать невиновность Нэйпира.

Сидя за столом напротив меня, миссис Линкрофт хмурилась.

— Это ужасно расстроило сэра Вильяма, — сказала она. — Я очень беспокоюсь за него. Хоть бы какие-нибудь новости об Эдит.

— Как вы полагаете, что же с ней случилось? — серьезно спросила я.

— Предпочитаю не думать об этом, — она избегала моего взгляда. — Боюсь, у него будет новый удар. Лучше бы Нэйпиру уехать.

— Если бы он уехал, — заметила я, — злобные люди сказали бы, что он сбежал.

Она кивнула в знак согласия, затем сказала:

— У него почти нет выбора. Сэр Вильям уже поговаривает о том, чтобы послать за семейным поверенным. Сами понимаете, что это значит.

— Кажется, ему свойственно судить и обвинять без доказательств. Он так хотел внука. А теперь…

— Может быть, Эдит еще вернется.

— Но где она?

Я выдвинула свою теорию об амнезии.

— Очень любезно, миссис Верлен, что вы принимаете такое участие в семейных делах, но все же не надо… слишком в них вникать.

— Вникать! — повторила я.

Несколько секунд она очень внимательно смотрела на меня, и за эти короткие мгновения она необъяснимо переменилась. Мягкая женщина, которой я всегда ее считала, исчезла, уступив место совершенно другой, которой не свойственно все, что казалось мне в ней таким знакомым. Изменился даже голос.

— Иногда совсем не стоит интересоваться делами других. Можно ведь и попасться.

— Но мой интерес совершенно естествен. Молодая жена… моя ученица… неожиданно исчезает. Не думаете же вы, что я отнесусь к этому происшествию, как к ежедневной прогулке.

— Это не простое происшествие с любой точки зрения. Но она исчезла, и мы не знаем, где она… пока. Возможно, и никогда не узнаем. Власти попытаются ее найти. Случись это с вами, миссис Верлен, и окажись правдой то, что многие подозревают, ваше любопытство могло бы постоянно грозить вам опасностью.

Я была поражена. Мне и в голову не приходило, что я могла выдать свои намерения выяснить истину.

— Опасность? Какую опасность?

Последовала пауза. И опять превращение. Но уже обратное, в ту миссис Линкрофт, которую я знала с самого первого появления в Ловат-Стейси, несколько далекую, отстраненную.

— Кто знает? Но я бы, на вашем месте, держалась ото всего подальше.

Я подумала: она предостерегает меня. Или хочет сказать, что не следует связываться с человеком, которого подозревают в причастности к исчезновению жены? Или же имеет в виду, что, вмешиваясь, я подвергаю опасности свою жизнь?

— Что же касается опасности, — продолжала она с легким смешком, — то я, пожалуй, несколько сгустила краски. Это дело рано или поздно выяснится. Эдит вернется. — И добавила с преувеличенной убежденностью: — Я уверена.

Я хотела было ответить, но она торопливо продолжала:

— Сэр Вильям поручил мне передать, что позавчера он получил большое удовольствие от Шуберта. Ваша игра повергла его в глубокий сон, в котором он сейчас больше всего нуждается.

Она с признательностью улыбнулась мне. Любой, приносящий успокоение сэру Вильяму, был ее другом.

Катастрофа разразилась через два дня. Я пришла в комнату, соседнюю с комнатой сэра Вильяма. Миссис Линкрофт уже была там и прошептала мне:

— Сегодня ему немного хуже. Он дремлет в своем кресле. Как сегодня темно! Весь день сплошной дождь. Я думала, хоть немного прояснеет, но нет, все так же пасмурно.

Ноты уже были приготовлены… пьесы выбрал сам сэр Вильям. Я взглянула на титульный лист: “Лунная соната” Бетховена.

— Думаю, лучше зажечь свечи, — сказала миссис Линкрофт.

Я согласилась и села за фортепьяно, а она на цыпочках вышла из комнаты.

Играя, я думала о Нэйпире и, с нарастающим негодованием, об этих недосказанных обвинениях, которые все вокруг выдвигали против него.

Я закончила сонату, а следующей пьесой, к моему удивлению, оказалась “Пляска Смерти” Сен-Санса. Странный выбор, подумала я, но начала играть. Я вспомнила Пьетро, который всегда вкладывал в эту пьесу что-то неописуемо зловещее; от его игры по спине всегда пробегал холод. Он говорил, что, играя ее, представлял себе того гамельнского крысолова-дудочника, который, вместо того чтобы завлечь детей на берег реки, с помощью своей волшебной дудочки вызвал мертвецов и заставил их кружиться в пляске… пляске смерти.

Снаружи становилось все темнее, и свечи уже плохо освещали ноты, но мне и не нужно смотреть в них.