— Она заставляла нас делать то, что ей нужно. Она обнаруживала какие-то наши проступки и под угрозой рассказать заставляла подчиняться ее приказам. Мы должны были изображать, будто она — богиня, а мы — простые смертные. Сперва это были мелочи, вроде того чтобы скорчить гримасу за спиной миссис Элджин, или отломить ручку у чашки, или сорвать розу в том саду, куда нам нельзя ходить, или пойти в комнату к Бью и посмеяться над его портретом. Потом пришел черед вещей посерьезнее. Мы должны были разыгрывать привидение в часовне. Иногда с помощью свечи, иногда — с фонарем. Однажды я зажгла фонарь слишком близко к алтарному покрову, и он вспыхнул. Начался пожар, и я убежала. После того мне пришлось делать все, что она приказывала, потому что иначе она грозилась рассказать, что это я сожгла часовню. Я боялась, что дедушка меня куда-нибудь отправит. Мы по очереди изображали привидение в часовне… когда миссис Верлен подозревала одну, это делала другая, а подозреваемая стояла рядом. А когда она решила, что Нэйпиру слишком нравится миссис Верлен, мы придумали, что видели, как он копал яму в роще…
Сильвия рассказывала:
— Мне тоже приходилось изображать привидение. Я всегда хотела есть и иногда брала еду из буфета дома. Она пригрозила рассказать моей матери, что я ворую. И еще она знала о встречах Эдит с Джереми Брауном, так что и Эдит делала, что ей говорили. Потом Джереми уехал, а Эдит заявила, что не будет больше ее слушаться, а намерена прекратить этот Алисин шантаж… Ну… и пропала.
Неудивительно, что мы задавали себе вопрос, какая язва разъела эту юную душу. Безумие?
Как же намеревались поступить с Алисой?
Когда ее привели из пещер обратно домой, она приняла свой обычный покорно-кроткий вид. Мне бесконечно было жаль миссис Линкрофт, которая походила на сомнамбулу.
Удивительно, что именно мне она рассказала свою историю. Доктор велел мне отдыхать и в этот день и на следующий из-за перенесенного нервного потрясения; я лежала в постели, когда эта странная женщина проскользнула в комнату и села рядом.
— Миссис Верлен, — начала она, — что я могу сказать? Моя дочь пыталась убить вас… дважды.
— Не расстраивайтесь так, миссис Линкрофт. Теперь-то я в безопасности.
— Это я виновата, — сказала она. — Только я одна во всем виновата. Что сделают с моей маленькой Алисой? Нет, ее не накажут. В этом нет ее вины. Меня, и только меня нужно обвинять во всем.
Она ходила по моей комнате — странная, туманная фигура в длинной серой юбке и шифоновой блузке с широкими рукавами на манжетах.
— Ведь я — убийца. Я, миссис Верлен… не Алиса.
— Миссис Линкрофт, прошу, не надо так отчаиваться. Случившееся, конечно, ужасно, но врачи знают, что делать с Алисой. Где она сейчас?
— Спит. У нее был странный, не сообразующийся с обстоятельствами вид, когда ее привели домой. Она вела себя так, словно ничего не случилось. Она была такой мягкой… нежной… как всегда.
— С Алисой произошло что-то ужасное.
— Я знаю, — откликнулась она. — Я знаю, что произошло с моей дочерью.
— Вы знаете?
— Она хотела жить здесь всегда, в этом доме; для нее так важно было считаться дочерью сэра Вильяма… она хотела, чтобы все принадлежало ей.
— Разве такое возможно?
— Она никогда не смирится с поражением. Даже сейчас… она не принимает его, ведет себя как ни в чем не бывало, словно… надеется со временем убедить и всех нас в этом.
Миссис Линкрофт замолчала на минутку, а потом продолжала:
— Сейчас я должна рассказать правду. Другого выхода нет. Быть может, мне следовало сделать это еще много лет назад. Но я хранила свою тайну. Я крепко ее хранила, так что никто не узнал. Ни одна душа… и тем более — Алиса. Я понимала, как важно, чтобы никто не узнал, и не столько ради себя самой, сколько ради нее. Но вам ведь надо отдыхать. Пожалуй, мне не стоит рассказывать. Вас это только расстроит. Такая история расстроит любого.
— Нет, нет, миссис Линкрофт, пожалуйста, рассказывайте. Я очень хочу знать.