Величая свою машину «Ласточкой», Николай Евгеньевич сильно грешил против истины. На стремительную маневренную птичку она тянула только при о-очень больших допущениях. Да и при них, по правде говоря, не тянула. Куцее несуразное чудо с латанной-перелатанной двуместной кабиной и зияющим щелями деревянным кузовом всегда напоминало мне клячу, тощую и невероятно старую, которая давно уже должна была сдохнуть, но каким-то невероятным образом всё ещё дышала. О-о, дыхание «Ласточки» — это нечто. Чёрное, густое, с приступами чахоточного кашля и масляных отхаркиваний. На сотню наша хозяйка дорог жрала примерно тридцать пять литров бензина, выдавая заветные сорок километров в час, максимум. Весьма экономично, если речь идёт о трёхосной грузовой дуре, или средних размеров броневике. Но «Ласточка» весила самое большее — две с половиной тонны. Основную часть трёхметровой базы освоила кабина, кое-как сваренная из труб, стальных листов и реек, плюс капот; оставшуюся — бортовой кузов с нашими пожитками и четырьмя канистрами бензина под фиксирующей сетью. Передние колёса были открытыми, разнесёнными в стороны от сужающегося капота. Задние — спаренные — располагались под кузовом. Свесов машина не имела, благодаря чему — нужно отдать ей должное — даже при невысокой посадке, форсировала преграды вполне уверенно.

— Ты бы хоть тряпок каких накидал, — посетовал я на жёсткость сидушек, когда «Ласточка» с грохотом перемахнула очередной ухаб. — Подвеска как у телеги.

— Ты бы мясца на жопе нарастил, — парировал Бойня.

— Мясо на жопе — это не практично.

— Не скажи. Был у меня случай — прискакал один кабан подраненный, точнее приполз. С пулей-то в заду не особо поскачешь. Скулит, вытащи, мол. А сам килограмм под сто двадцать. Задницу нажрал — во! — Бойня отпустил руль и развёл руки, демонстрируя примерный объём вышеозначенного предмета. — Еле носит. Ну, я посмотрел, пощупал…

— Бля! За дорогой следи. И не надо мне такого рассказывать.

— Я про рану, дурак. Ну вот, посмотрел, значит — дырка слепая. Думал, «маслёнка» поймал, не больше. А вглубь-то полез — етить твою налево — 7БМ4! Засела в мясе. Вот тебе с твоей тощей жопой всё хозяйство вынесла бы на раз. А он, можно сказать, испугом отделался. Чёрт! — Бойня прервал оду жирной жопе и кивком головы указал налево. — Глянь-ка.

Там, метрах в ста от дороги, лежал перевёрнутый набок тарантас, сверху на нём стоял человек и отчаянно размахивал руками, а вокруг, подбираясь всё ближе, сновали приземистые юркие звери размером с собаку.

— Кошаки.

— Развелось тварей.

— Видать, прям на ходу в кабину махнула.

— Да, не повезло.

— Подсобил бы страдальцу, — предложил я с большим запозданием, когда пистолетные выстрелы уже стали не слышны.

— Ага, — Бойня сделал круглые глаза. — Ты знаешь, почём нынче бензин? — и, получив отрицательный ответ, удовлетворённо хмыкнул. — Сразу видно, что не автомобилист. Сейчас кошаки позавтракают, а я на обратном пути, если бак не треснул, бензинчик-то и солью.

— Ты обратно только к вечеру будешь. За это время тут уже машин пять проедет. Один что ли умный такой? Да и водила тот вполне может отбиться. А уработал бы его сейчас… Хотя, дело твоё.

Бойня как-то странно на меня посмотрел и, ничего не ответив, вернулся к наблюдению за дорогой.

На весь путь ушло три часа. Хорошая всё-таки вещь — автомобиль, даже такой как «Ласточка».

За те десять лет, что минули с моего первого визита, обитель сильно изменилась. Древоземные стены обросли снизу бетонными блоками, сторожевые башни заметно прибавили в высоту и обзавелись крупным калибром, перед воротами появились врытые в шахматном порядке сваи. Хотя, особой необходимости в последних и не было. Любой подозрительный транспорт наводчиками ЗУ-23 и приспособленных под нужды обороны 2А42 уничтожался с расстояния предельной видимости.

Помня об этом, при подъезде к обители Бойня старался жать на газ как можно аккуратнее.

— Хорош бздить, — посоветовал я, когда «Ласточка» почти остановилась, не доехав полутора километров до ворот. — Они твой тарантас уже разглядели.

— Ты уверен? — Бойня нервно поёрзал и кивнул на торчащий впереди полузанесённый землёй остов грузовика. — Он, небось, тоже так думал.

Дальнейшая моя аргументация по поводу нашего транспорта, касающаяся его крайней убогости, безоружности и внешнего вида далёкого от воинственности, так же не возымела эффекта, и последний отрезок пути мы тащились со скоростью безногого калеки.

На воротах, как обычно, пришлось сдать весь арсенал. Меня всегда удивляла эта странность — Святые, так трепетно относящиеся к своим стволам, почему-то ни в грош не ставили чужие убеждения схожего характера.

Оставаясь верным себе, я в очередной раз прочитал вратарям лекцию о том, что мой нож крайне недоволен вынужденной разлукой с хозяином, а все забранные им души в один голос протестуют против такого поведения. И в очередной раз остался неуслышан.