…Александр стал заботиться об илионцах, имея в виду восстановить древнее родство с ними и будучи в то же время поклонником Гомера. Во всяком случае, передают об исправлении текста гомеровских поэм так называемой «редакции из Ларца» , так как Александр совместно с Каллисфеном и Анаксархом просмотрел их и в некоторой части снабдил примечаниями, а затем вложил экземпляр в ларец с драгоценными инкрустациями, найденный среди сокровищ персидской казны. Таким образом, Александр проявлял благосклонность к илионцам в силу своего преклонения перед поэтом и по родству с Эакидами, царями молоссов, где, по рассказам, была царицей Андромаха, бывшая супруга Гектора».

Однако Страбон сообщает нам и о том, что, когда римляне впервые пришли в Азию и изгнали Антиоха Великого с этого берега Тавра (190–189 до н. э.), Деметрий из Скепсиса, который тогда был еще юношей, посетил Илион и увидел, что город пришел в такой упадок, что на крышах домов не было даже черепиц [859]. Далее он утверждает, что, согласно Гегесианакту, галаты, переправившись из Европы, пришли в Илион в поисках укрепленного места, но немедленно оставили его, поскольку у города не было защитных стен [860]. Но это утверждение совершенно не сообразуется и даже противоречит словам самого Страбона несколькими строками выше [861]; поскольку там он говорит, что Лисимах после кончины Александра уделял огромное внимание Илиону, окружил его стеной окружностью в 40 стадиев и поселил в Илионе обитателей окружавших его древних городов, которые находились в состоянии разрухи. Кроме того, отдельные места из Ливия (XXXV. 43; XXXVII. 9) и Полибия (V. 78, 111), безо всякого сомнения, доказывают, что Новый Илион был укреплен и его можно было защищать около 218 года до н. э.

Ливий сообщает нам [862], что Антиох Великий пришел от моря к Новому Илиону, чтобы принести жертвы Илионской Афине (190 до н. э.), и далее, что римский консул Ливий отправился туда, чтобы принести жертвы той же богине.

У Юстина мы читаем [863], что во время первой римской экспедиции в Азию илионцы и римляне взаимно радовались друг другу, словно родители и дети после долгой разлуки.

Экенбрехер [864]упоминает утверждение Энния [865], что, когда римляне под командованием Корнелия Сципиона Азиатского приблизились к троянскому берегу, они воскликнули при первом виде Трои:

Ила божественный дом, о отечество наше, о славный
Битвой Пергам!

Римляне, гордившиеся своим происхождением из Илиона и от Энея, относились к городу своих героических предков с подчеркнутой щедростью, добавив к его владениям прилегающие территории Сигея, Ретия и Гергифы, а также весь берег от Переи (или континентальной территории) Тенедоса к югу от Сигея до границ Дардана [866]. Сигейцы не хотели смириться с этой потерей автономии, и их город поэтому был разрушен илионцами [867]. Подобная же судьба, видимо, постигла и соседний город Ахиллей.

«Таким образом, достоинство и сила Илиона, – как замечает Грот [868], – чудесным образом возросли, и мы должны считать лишь естественным, что илионцы стали придавать себе преувеличенную значимость, как признанные «прародители» всепобеждающего Рима. И теперь – отчасти, как мы естественно можем предполагать, – из той ревности, которую это возбудило в их соседях в Скепсисе и Александрии-Троаде, отчасти – из явной тенденции того времени (в которой пальму литературного первенства разделили между собою Кратес в Пергаме и Аристарх в Александрии) к критике и пояснениям старых поэтов – предметом атаки теперь стало мифическое правопреемство Илиона».