В воздухе витал запах древесины и подопревших фруктов (приятный, сладкий, почти дурманящий аромат), а, значит, здесь все еще стояла ранняя осень. В единственное зарешеченное окно, располагающееся на другой стене комнаты, скреблись ветви яблонь. Извилистые тени, будто тонкие живые щупальца, ползли по потолку и сплетались в причудливые паутинные узоры. В комнате становилось темнее.

Боль в теле постепенно отступала. Ян попробовал приподняться и отметил, что лежит на кровати совершенно голый. На животе и груди он видел прошитые синтетической нитью раны. Они уже не выглядели вздувшимися и болезненными, и Ян провел по ним пальцем, подушечкой ощущая крохотные узелки. Надо отдать хирургам Выгжела должное — шили они аккуратно. Даже принимая во внимание тот факт, что их пациент не был человеком. Ян откинул одеяло и осмотрел рану на ноге. Она была обработана с не меньшей аккуратностью.

Почему-то это вызвало у него подобие улыбки, но она быстро пропала, когда Ян увидел на тумбочке тетрадь в матерчатом переплете. Перекатившись на бок, Ян дотянулся до нее и открыл на середине.

Листы были испещрены аккуратными буквами и цифрами. Дата. Время забора крови. Измерение температуры тела. Давление. Пульс. Краткие результаты тестов и прочее, прочее…

Ян пролистал страницы. Везде было одно и то же, менялось лишь время, дата и некоторые показатели. Но Ян сразу понял, о чем говорилось в тетради — это был его собственный полный анамнез.

Ему больше не потребовалось складывать два и два, чтобы понять, где и почему он находится. Он это ощущал обонянием и тем чутьем, которое бывает присуще только васпам.

Даже если бы на тумбочке не лежал телефон с клочком бумаги, на котором был написан номер, и стояло одно имя «Виктор Торий».

Ян ни минуты не сомневался, для кого это предназначалось. Единственное, чего не знал Виктор, так это того, что в Дарских ульях телефоны не использовались вовсе. Но Ян уже видел эти штуки в человеческих домах, в Выгжеле, и еще раньше до этого (когда небо становилось черным от копоти, и гудение огня сотрясало землю, превращая целые города в сплавленные остекленевшие струпья). А потому быстро, по наитию разобрался в его устройстве и уже через минуту коротко произнес в трубку:

— Освободишь меня? Или я сделаю это сам.

Ян не бравировал и не кривил душой. Выбитый сустав пальца не казался ему большой проблемой, как не казалось проблемой пулевое отверстие в ноге и уж тем более не поверхностная рана на животе, куда его полоснул стек Рихта. Другое дело, что хозяину не нужно было об этом знать. Равно как и о многом, многом другом. Для дела Ян был готов и потерпеть.

За окном потемнело совершенно. В стекло мелко забарабанили дождинки.

Ян зажмурился и прислушался к своим внутренним ощущениям.

Организм уже полностью абсорбировал яд, и теперь на смену болевого шока пришла расслабляющая волна опьянения. Он почувствовал себя словно подвешенным в воздухе, или падающим с головокружительной высоты в мягкий засасывающий водоворот. Ян понимал, что и это ощущение недолговечно, поэтому полностью отдался ему. Это было новое рождение. Через боль — в радость. От тьмы — к свету.

Рождение, которое осуществилось благодаря эссенции королевы.

Когда дождь усилился, и внизу послышалось сердитая ругань и шаги, пьянящее чувство почти окончательно покинуло его тело. Ян открыл глаз и со спокойным ожиданием устроился на подушке.

Вместе с хозяином в комнату проникли запахи влажной одежды и стылой земли. Сам Виктор выглядел довольно раздраженным — он весь вымок и продрог. Но не это обеспокоило Яна.

Васпы не любили дождь. Он смывал все запахи. Точно так же и теперь дождь помешал почуять всю полноту эмоциональной составляющей хозяина. А без знания не было контроля.

Это создавало дополнительные проблемы, но Ян не собирался просвещать человека еще и в этом вопросе.

— Освободи, — вместо этого сказал он, стараясь, чтобы это прозвучало как нечто среднее между приказом и просьбой.

Виктор, казалось, не торопился.

— Гораздо спокойнее видеть тебя в наручниках, — сказал он.

Ян ожидал, что человек выскажет что-нибудь глупое, поэтому быстро нашел готовый ответ:

— Не обманывайся, — возразил он. — Ты знаешь, я могу освободиться сам. Но это достаточно больно.

Кажется, человек раздумывал, все еще стоя на достаточном расстоянии от кровати.

— У меня ведь нет никаких гарантий, так? — спросил он.

Ян почувствовал, как в нем начинает зарождаться одно из немногих знакомых ему чувств, и на этот раз это было раздражение.

Люди настолько глупы, чтобы много раз пережевывать одну и ту же жвачку, когда ответ очевиден. Точно так же, как бывают глупы, когда повторяют одни и те же ошибки. Или рискуют жизнями ради смешных идеалов, ради других людей, которые представляют собой меньше рабочего муравья. Это не было логичным.