Это две птицы, птицы-синицы,
Ягоды жадно клюют…
Снега оседает на влажных ресницах.
Инея резкий салют.
Рядом — чугунная сеть Сен-Лазара:
Плачут по нас поезда.
В кремах мазутных пирожное — даром:
Сладость, слеза, соль, слюда.
Грохоты грузных обвалов столетья.
Войнам, как фрескам, конец:
Все — осыпаются!
…Белою плетью
Жги, наш Небесный Отец,
Нас, горстку русских на паперти драной:
Звездным скопленьем дрожа:
Всяк удержал, и тверезый и пьяный,
Лезвие злого ножа
Голой рукою! А шлем свой кровавый
Скинуло Время-Палач —
Русские скулы да слезная лава,
Лоб весь изморщен — хоть плачь…

Сколь вас молилось в приделах багряных,

Не упомянешь числом.
Храма горячего рваные раны
Стянуты горьким стеклом.
Окна цветные — сердца да ладони.
Радуга глаз витража.
Рыжие, зимние, дымные кони.
Жернов парит беляша.
Крошево птиц — в рукаве синя-неба.
Семечки в грубых мешках!
Хлеб куполов! Мы пекли эти хлебы.
Мы — как детей — на руках
Их пронесли!
А изящный сей город
То нам — германский клинок,
То — дождь Ла-Манша посыплет за ворот:
Сорван погон, белый китель распорот,
Господи, — всяк одинок!
Ах, витражи глаз лучистых и узких,
Щек молодых витражи —
Руки в морщинах, да булок французских
На — с голодухи! — держи!
Встаньте во фрунт. Кружевная столица,
Ты по-французски молчи.
Нежною радугой русские лица
Светятся в галльской ночи.
В ультрамарине, в сиене и в саже,
В копоти топок, в аду
Песьих поденок, в метельном плюмаже,
Лунного Храма в виду!
Всех обниму я слепыми глазами.
Всем — на полночном ветру —
Вымою ноги нагие — слезами,
Платом пурги оботру.

РАЗРЫВ