…Я себе затвердила: я черная моль.
Посходила я сладко с ума.
Это нищих изгнанников гулкий пароль,
Это с пряностью тайской сума.

Не вопи: обязательно скатишься вниз.

Магазинишки — пропасть и ад.
Голубь ходит, клюет ненавистный карниз.
Карусельные кони гремят.

Я шарманщице суну в ладонь — на стопарь:

На, старуха, согрейся в мороз.
А в Париже — декабрь,
а в Париже — январь,
И лицо все опухло от слез.

Жри каштан, эмигрантка!.. Не выйдет Ла Моль

Целовать твой немытый подол.
Я летучая мышь или черная моль?..
И сабо мои стоят — обол.

И подбит ветерком мой истоптанный плащ

С соболиным — у горла — кружком.
Чашку кофе, гарсон!..
Я замерзла, хоть плачь.
Я застыла гаменским снежком.

Только в нежной, горячей согрелась руке —

Страшно, больно швырнули меня
В чернь и сутемь, где Сена течет налегке,
Хохоча, от огня до огня…

Толстопузый рантье. Куртуазный Париж.

Часовщик — перламутров брелок.
Я одно поняла: я летучая мышь.
Я крылом подметаю порог.

И меня во полях не обнимет король,

Всю в букетах душицы, смеясь!..
На просвет — через рюмку — я черная моль.
Мир — башмак. Я — налипшая грязь.

Но душа, что с ней делать?!.. — взыскует Креста.

Шубка ветхая. Дрожь на ветру.
На, шарманщица, грош, пей во здравье Христа,
Валик свой заверти, как в жару.

И польется такая музыка в мороз,

Грудь ножами мою полоснет,
И польется по скулам мед яростных слез,
Горький, русский, невыпитый мед.

И шарманщица схватит меня за плечо,

Как когтями. Почувствую боль.
Эх, поплакать в мороз хорошо, горячо,
Сен-жерменская черная моль.

Я дырявый плащишко до дна распахну:

Видишь — реки, увалы, хребты?!..
Ты не сдюжишь, кабатчик, Простора жену.
Оттого мои губы тверды.

Оттого я иду, запахнувшись в кулак,

В обручальное сжавшись кольцо.
Оттого я в пивных продаюсь за пятак
И от ветра не прячу лицо,

А стою, а стою на великом ветру,

На восточном, на хлестком, крутом:
Я стою и не верю, что завтра умру —
О, когда-нибудь!.. Позже!..
Потом…

МИСТРАЛЬ