– Вчера, когда на небе загорелись звезды, - начал Конан с задумчивостью, - вышел я в сад и увидел, что персики этим летом уродились на диво сочными и крупными. Полез я к ним, чтоб сорвать тебе десяток, да ночь была темна, а ветки - слишком тонкими. Так я до них и не добрался! Грохнулся о землю, исцарапался и тунику порвал!

– В другой раз, когда ты решишь нарвать персиков, я прикажу подать тебе самую прочную лестницу, - сказала Зенобия. - А теперь я хотела бы знать, что ты все-таки делал прошлой ночью? Размышлял над картами в оружейной, как было сказано мне Дамиуном, или сражался с пантерами в нашем зверинце?

– Кром! Клянусь тебе, женщина, все дело в персиках! В персиках!

С этими словами Конан выбрался из постели, торопливо натянул одежду, поцеловал королеву в алые уста и выскочил в коридор. Там уже поджидал Паллантид, шагавший в нетерпении мимо двух Черных Драконов, застывших у дверей королевской опочивальни. По вискам воинов текли струйки пота, а руки, сжимавшие оружие, окостенели; видно, они боялись пошевелить пальцем в присутствии своего капитана.

Оглядев стражей, Конан хмыкнул, приказал им расслабиться и зашагал по коридору в приемный покой. Паллантид спешил следом.

– Два дела, мой государь, не считая сотни прочих. Но эти связаны с нашей пропажей.

– Говори! - велел король, не замедляя шага.

– Явился ювелир Фарнан и нижайше просит у тебя аудиенции. Ждет с самого утра.

– Что еще?

– Явился парень от шемита, зовут Альяс. Говорит, что разведал, где можно найти стигийца. Хочет, чтоб я отправился с ним.

– Вот как! - Конан остановился у окна, что выходило в сад, сунул руку за вырез туники и поскреб грудь: царапины сильно чесались. - Наш Сирам не теряет зря времени, а? - заметил он. - Съезжу-ка я к нему вечером, когда ты притащишь стигийца и вытряхнешь из него душу!

– Ты оказываешь много чести этому шемиту, государь. Видано ли - ездишь к нему сам!

– По уму и честь, - сказал король, выглядывая в окно. Как всегда, на площадке перед дворцом он увидел сына и его наставника, рыцаря Эвкада из благородной фамилии Тересиев. Сегодня Конн был без доспехов, ибо занимался метанием стрел; и, кроме Эвкада, при нем находились четверо гвардейцев. Увидев это, король кивнул головой; отданный им вчера приказ о неусыпной охране принца уже был выполнен.

Он повернулся к Паллантиду и сказал:

– Легче мне съездить к шемиту, чем привезти его сюда. Клянусь Кромом! Для этого понадобилась бы упряжка с дюжиной лошадей и воз такой величины, что он не прошел бы в дворцовые ворота! Пришлось бы стену ломать.

– Это верно, - согласился Паллантид. - А если б он пожелал у тебя отобедать, то разорил бы дворцовую кухню.

Еще раз поглядев на принца, Конан направился к приемному покою.

– Езжай с этим Альясом, - сказал он капитану стражи, - да излови мне стигийца. Талисман, я думаю, не у него, однако хотел бы я знать, зачем он дал зелье койфитской крысе. Разузнай все об этом, а затем я решу, то ли сгноить его в Железной Башне, то ли отвезти к Сираму. Иди!

– А что с ювелиром, государь?

– Пусть Альбан приведет его ко мне.

Паллантид исчез. В одиночестве Конан перешагнул порог приемного покоя и, не садясь в кресло, принялся расхаживать из угла в угол. Он выспался и хорошо отдохнул, но мышцы после вчерашней безумной схватки еще отзывались болью, и король подумал, что уже немолод и что выслеживание демонов, пожалуй, уже не подобает его положению и сану. Разумные эти мысли сильно отличались от тех, с коими он собирался вчера на битву с порождением тьмы, что было неудивительно: вчера демон еще жил, а сегодня превратился в горсть пепла. Мысли диктуются обстоятельствами; и Конан подозревал, что, найдись в Тарантии еще одна такая же тварь, все благоразумие разом выскочило бы из его головы, а руки опять потянулись к клинку и секире.

Однако сейчас он был спокоен и доволен. Пусть он не нашел магического камня, но сам этот факт казался ему подтверждением того, что шемит Сирам на верном пути и, быть может сегодня, завтра или послезавтра разыщет драгоценный талисман. Были и другие причины, чтоб испытывать довольство: демон уничтожен, пусть с божественной помощью, но все-таки его рукой, а Хадрат, жрец Асуры, вновь доказал свою преданность и верность. Жаль, конечно, что Хадрат не нашел талисмана, зато он сделал хорошее предсказание. Доброе, хоть и удивительное!

Конан как раз размышлял об этом, когда Альбан ввел в приемный покой ювелира. Фарнан повалился на колени у самого порога да так и пополз к королю, подметая пол краем туники. Лицо его показалось Конану странным; радость и страх отражались на нем, так что выглядел Фарнан подобно жалкому куску угля в бесценной золотой оправе.

Он дополз до Конана и, на кхитайский манер, ткнулся лбом в пол.

– Что скажешь? - произнес король.

– Великая радость посетила мой дом, государь! Сын мой исцелился! Сам! Без всякого лечения, без знахарей и колдунов, без зелий и бальзамов, и без созерцания божественного талисмана!

– Хорошо! Выходит, суд Митры свершен, и я был прав, когда отдал тебя в руки бога. Коль ты чист перед ним, то чист и передо мной, Фарнан.