0f38d74c480a4cc3f66ad4d0dc7c05fe

Кюхён, в разорванной футболке, вернулся на лестницу, оккупировал ступеньку и, блуждая невидящим взглядом по окнам дома напротив, стал размышлять. В монастыре его учили философии, которая, как ему раньше казалось, легко превращала любую проблему в прекрасное, бесконечное ничто. Однако, видимо, это действовало лишь на незначительные раздражители вроде ворчливой старухи из деревни, которая пришла за оберегом, или выходок Чанмина-охотника. Хичоль никак не хотел превращаться в «ничто». Кюхён невольно коснулся кончиками пальцев своих губ, которые вампир, пусть и мимолетно, но все же поцеловал. Оказалось, что его лицо уже стало мокрым от слез. Он плакал, сам того не замечая… «За слезы нас били палками сильнее, чем за смех!» — с жутким стыдом вспомнил Кюхён. Он быстро вытер лицо разорванной футболкой и вернулся в свой номер, чтобы там страдать от непривычного для себя состояния — бессонницы.

На следующий день монах, посетив дона Эстебана, был сам не свой. Хичоль переводил ему все просьбы наркобарона, но Кюхён все равно понимал не сразу и отвечал невпопад, а то и вовсе не реагировал. Сердце циничного айдола заныло от жалости, и он, помня, что затея все равно провалилась, рассказал о своем плане.

— И вовсе я не хотел втроем сексом заниматься, — сказал Хичоль. Юно, важно шагавший следом за обоими, кивнул в подтверждение этих слов. — Просто не могу смотреть, как ты из-за меня страдаешь, хотел, чтобы возненавидел…

— Мои чувства так тяготят тебя, — сокрушенно произнес Кюхён. — Но я ведь ничего не прошу.

— То-то и оно, лучше бы в трусы лез, как волчара. — Хичоль указал на Юно большим пальцем. — Слушай, давай поговорим, а? Без подколов, просто обсудим все. Только я на трезвую голову по душам беседовать не умею…

Так и вышло, что Джеджун, в первый раз явившийся побеседовать с Ючоном о его сексе с Джунсу, увидел Кюхёна пьяным с двух кружек пива. Хичоль в самом деле хотел конструктивного диалога, призванного расставить все точки над «i», хоть и не до конца понимал, что собирается требовать от влюбленного монаха. Но им не дали спокойно поговорить — пришел герцог, притащивший с собой майора. Юно стал вести себя, как полноправный любовник Хичоля, и Кюхён, изначально собиравшийся лишь для вида сидеть с кружкой пива, выпил целую и согласился на вторую. Ни к какому решению Хичоль с Кюхёном не пришли — только Ючон заработал себе славу «первого силача на районе» да поклонницу в лице прекрасной мексиканки Элены (а воспользовался этой поклонницей другой Ючон, которому она пришлась по душе намного больше).

— Это не повторится, Рамон, хватит, — сказал Джунсу. На следующий день после «безумной страсти» под действием морока любовник снова пришел в номер к художнику. Тот, как бы ни хотел опять переспать с ним, без раздумий отказался. Ючон, пусть и по-дурацки, занимался с ним сексом! Это с его-то травмой! Джунсу просто не имел права предавать доверие несчастного больного мальчика…

К сожалению, майор уже поговорил с Рамоном, весьма угрожающим тоном потребовав оставить Джунсу в покое. К еще большему сожалению, Рамон уже безумно влюбился. Совсем плохо, что дон Эстебан рассказал ему все, о чем знал сам…

— Джунсу! — Мексиканец схватил корейца за руки и устремил на него проникновенный, полный отчаянного безумия взгляд. — Мне противно смотреть, как ты носишься с этим уродом! Он того не стоит!

— Только потому, что болен?! — разозлился Джунсу, отталкивая от себя Рамона. — Как ты можешь? Твой отец тоже пострадал и был неадекватен!

— Я лгал, — признался Рамон. Начало вечеру страшных откровений было положено.

— Прекрасно. — Джунсу сел на свою кровать и холодно взглянул на собеседника. — Ты хотел таким образом сблизиться со мной? Получилось. Сволочь. Уходи, не желаю тебя видеть.

— И ты останешься с этим уродом? — Рамон повторил неприятное слово, особенно подчеркивая его презрительной интонацией.

— Останусь, — решительно ответил Джунсу. — Да, он, кажется, нездоров. У него и другие странности есть, но…

— Он может родить ребенка? — с жестокой усмешкой предположил Рамон.

Джунсу мгновенно вскочил с кровати и застыл, понимая, что бить любовника за одно только обладание конфиденциальной информацией он не имеет права.

— Ты тоже знаешь о таких людях? — изумился художник.

— Знаю, — ответил Рамон. Он встал у стены, прислонившись к ней спиной, и смотрел на Джунсу, как палач, призванный привести в исполнение его смертный приговор. — Омеги. Кто же не знает, их тут… целый один. Ким Джеджун, «одуванчик» Шим Чанмина.

— Ничего не понимаю. — Джунсу жестом попросил Рамона остановиться и хоть что-нибудь доходчиво объяснить. — Ты сам сказал, что Ючон тоже…

— Сразу оговорюсь: дон Эстебан убьет меня за то, что я тебе рассказываю, — обреченно предупредил Рамон.

— Он не узнает, — пообещал Джунсу. Он жил, словно в жестокой сказке про Алису в Стране Чудес, с самого попадания в грузовик. Верил тому, что говорили, за неимением других объяснений, но подсознательно продолжал сомневаться. И сейчас, похоже, ему готовились сказать правду.