0f38d74c480a4cc3f66ad4d0dc7c05fe

— Ты из другого мира, — неожиданно объявил Рамон. Джунсу отрицать этого не стал. Тогда переводчик продолжил подводить его к правильному ответу: — То есть, получается, есть как минимум два мира: тот, откуда ты прибыл, и тот, куда ты попал. — Джунсу не смог с этим поспорить. — Но если есть два, то может быть и больше? — Снова сложно было отстаивать противоположную точку зрения. И Рамон нанес первый удар: — А ты никогда не видел фильмов про то, что в параллельных мирах живут одинаковые с виду люди, у которых совершенно разные характеры и судьбы?

Джунсу упал обратно на кровать, как подкошенный. Он не мог вспомнить ни одного названия фильма, но точно знал, что такая идея использовалась не единожды.

— К чему ты клонишь? — на всякий случай уточнил художник, хотя уже сам догадывался, что ему скажут. Его начало мутить от ужаса перед открывшейся истиной.

— Шестеро из тех, кто сейчас работает на дона Эстебана, — не из ДРУГОГО, а из ДРУГИХ миров. — Палач занес топор, чтобы отсечь осужденному голову. — Ты знаешь людей с их лицами и именами, но вовсе не их самих! Джеджун — не твой лучший друг, а затюканный бухгалтер среднего пола. Юно — не полицейский и любовник Джеджуна, а оборотень-аристократ из восемнадцатого века. Не шутка, можно проверить. Чанмин — не младший брат Джеджуна, а вампир, который старше его лет на двести. Из-за него, кстати, вы все здесь и оказались, он — один из главных организаторов вашего путешествия на благо российских наркоторговцев. Кюхён, соответственно, вовсе не парень Чанмина, а владеющий магией монах, основная специализация которого — помощь охотникам на нечисть вроде Чанмина и Юно.

— А Ючон? — тихо спросил Джунсу. Он еще не знал, что именно услышит, но уже понимал, что это ему не понравится.

— Ючон? — Рамон позволил себе немного посмеяться, правда, с сочувствием в голосе. — Черт, Джунсу, ты сразу-то не заметил, что это не хрупкий двадцатилетний юноша, а здоровый, грубый, туповатый и сильный мужик старше тебя самого?

— Заметил. — Каждое слово уже давалось Джунсу с невероятным трудом. — Но у него то же лицо. То же имя…

— Конечно, ты запутался. И не только ты: Джеджун принял его за своего беременного друга, еще одного Ючона. Вот и получилась катавасия, которую все решили поддерживать для тебя. Кто-то — смеха ради, Джеджун — из сострадания.

— Так кто же он? — дрожащим от волнения голосом поинтересовался Джунсу.

Рамон гордо улыбнулся. Топор опустился на шею несправедливо осужденного.

— Боец повстанческой армии. Сражается против пришельцев, которые в его мире захватили Землю. Сам, кстати, является наполовину инопланетянином. Обладает сверхъестественной силой и такой же тупостью. Он майор, если тебе интересно, — в этом я, правда, сомневаюсь.

Джунсу не хотел верить. До боли в груди, до жгучих слез не хотел. Но Рамон, безусловно, сказал ему правду. Теперь стала понятна природа каждой странности в поведении «друзей». Это были чужие люди. Но, самое важное…

— А мой Ючон?..

— Я же не знаю, какие именно у него были повреждения, — пожал плечами Рамон. — Но учитывая то, что мне сказали, полагаю, он либо остался немощным калекой, либо — это более вероятно — скончался. Мне жаль.

Рамон опустился на кровать рядом с Джунсу и ласково взял его за руку. Художник закрыл глаза. Из-под его ресниц выскользнули крупные слезинки, которые привели за собой целый водопад.

Умер. Этот светлый, ранимый, нежно-сексуальный мальчик наверняка умер. А Джунсу окружал заботой какого-то неотесанного офицера.

Хотелось покончить с собой. Но сначала — убить Чанмина, главного виновника случившегося, и майора Пака, посмевшего опорочить память Ючона.

Где-то в Париже

Ханген, убрав то, что еще недавно было главой американского вампирского клана, отправился в свою комнату — переодеваться: странная жижа испачкала рубашку. Хичоль занимал весь этаж дома постройки девятнадцатого века, и верный слуга жил практически в соседней комнате (между помещениями располагалась лишь просторная ванная, вход в которую находился в покоях господина). Когда он разделся по пояс, в комнату влетели Хёкдже и Донхэ — им разрешалось беспокоить всех, кроме собственного отца, без предупреждения.

— А у нас одна стена мягкая стала, — испуганно сообщил Донхэ.

— Ага, — подхватил его старший брат, — Донхэ назвал меня камбалой, я решил дать ему в рожу, он увернулся, я попал в стену — и кулак в ней увяз!

— Но он похож на камбалу, правда? — младший пальцем указал на брата.

— Сам ты селедка копченая! — обиделся Хёкдже.

— Ну, сравнил, — улыбнулся Донхэ. — Селедка же очаровательна. И мордаха у нее вполне так секси. А камбала? Вся рожа на одной стороне.

— Зато ты копченый! Об тебя пальцы испачкаешь — и хрен отмоешься!

— Ха! А камбала — соленая! Тоже вонючка!

— Дурь! Кто солит камбалу? Это — извращение!

— Ваши матери были родными сестрами и имели одинаково высокое аристократическое происхождение, — почтительным, но строгим тоном заметил Ханген, который уже надел другую рубашку черного цвета. — Вам не стоит подводить отца ссорами, достойными детской песочницы.