Вдруг двумя этажами ниже раздался громкий взрыв – вдребезги разлетелся стеклянный фасад одного из магазинов.
-
Затем она показала на серёжку в ухе и произнесла:
-
-
Она протянула мне свою тяжёлую руку и произнесла:
Края отошла в сторону, достала из кармана талый кубик льда и подкинула его вверх. Тот, в полёте перевернулся и стал растекаться по воздуху, словно свинец над огнём, приобретая форму прозрачного раскатанного блина, и затем завис в пяти пальцах над землёй. Края вскочила на пластину, и бросила на меня ещё один улыбчивый взгляд.
В этот момент её глаза побелели, и снова показалась светлокожая широкая молния, покрывавшая лицо от лба до переносицы.
Проводив Краю взглядом, я поднял глаза на ночное небо. Удивительно, но, несмотря на сотни ухабистых лет, оно казалось мне всё таким же знакомым и приветливым.
В отсутствии живой компании холодный ветер снова заполз ко мне в рукава. Я огляделся по сторонам и зашагал прочь, минуя вывески и витрины, заставленные горами старых пластинок и компакт дисков. Я прошёл парк, усеянный монолитными бетонными скамьями, которые в это вечернее время не выглядели особо приветливо. Затем я миновал огромную шахматную доску, фигурами на которой служили каменные изваяния всемирно известных писателей и художников. По всей видимости, это была какая-то игра, в которой нужно было правильно расставить великих мыслителей по годам, так как на гранях шахматного поля вместо букв и цифр были указаны даты рождения и смерти.
За парком снова начинались магазины и прилавки с различными безделушками. Над головой прожужжал большой экран, во всё горло рекламирующий документальный фильм “Один день без интернета – экстремальное выживание”.
-
-
Я подошёл к соседнему прилавку, над которым по кругу летал механический шар. При виде меня он засветился и начал издавать какие-то странные звуки. Звуки стали превращаться в слова, и я смог разобрать его пикающую речь. Видимо, я ещё не до конца ассимилировался в XXIII веке.
Шар предлагал курсы по улучшению квалификации, по окончании которых я «
За следующим прилавком меня встретил настырный живой манекен, который не отставал, пока я не понял, что он – голограмма, и с широкой улыбкой показательно не прошёл сквозь него.
Несколькими бутиками позже меня привлекла витрина с весьма недвусмысленным названием – “Разнообразные часы”. Оно было не самым гениальным, но, по крайней мере, оно как нельзя точно отображало суть товара на прилавках.
Я из праздного любопытства потянулся к дверной ручке, чтобы войти, но мою руку, словно резиновую, кто-то резко отдёрнул назад и потянул на себя. В кожу вонзились сотни мелких шипов, выдернутых с корнем нервных окончаний, и я обернулся.