Я заметил, что каждый раз, как незнакомец делал паузы и беззвучно шевелил губами, он хотел выругаться, но вместо ругани изо рта вырывались стаи мелких чёрных мушек.
- Тут у каждого… своя… мелодия на уме, - он обвёл сидящих в зале подбородком. – Подойди… поближе к этим … и сам… услышишь, - ответил он, чтобы поскорее от меня избавиться. Я сам был не в восторге от такого собеседника, но моё любопытство редко считалось с моим мнением.
Покинув табурет, я как бы невзначай подошёл к спящему существу в рыбной шляпе и обнаружил, что это был худощавый кот. «Теперь ясно, кому захочется вечно пахнуть рыбой». Я слегка наклонил к нему голову, и, словно на втором плане, на сцену выбежала весёлая «Камаринская мелодия».
- Ещё кое-что… - снова обратился я к нелицеприятному собеседнику. – Как сделать громче?
- Да, просто… подумай, чтобы… музыка была громче! Ты что… такой тупой?! … я не понимаю, я что здесь всем… обязан?! Что меня… все вечно дёргают?!
Он раздражённо встал и вышел на улицу. Не знаю, с чего он взял, что от его отсутствия всем будет хуже, но мне определённо было не до этого: я принялся силой мысли подчинять себе «Звуколовку».
Уже с третьей попытки из моих ушей пропали чужие споры и болтовня, и надо мной закружила бодрящая мелодия австралийской группы «Jet». Плечи мои расправились, с них будто свалилось пуды дискомфорта. А бар, разбавленный в знакомых нотах боевого рока, стал чуточку просторней и приветливей.
Под стройный ряд нот я снова стал рассматривать деревянное меню. Но не успел я расшифровать и пары слов, как ко мне с лёгкой улыбкой на лице подошёл Орлингтон и придвинул стакан с водой.
- Нуч, тов ыбрал? – спросил он видимо о заказе. Я не был до конца уверен ни в его вопросе, ни в своём ответе, поэтому улыбнулся и закивал. Я делал так всегда, когда не слышал, что мне говорят. После чего произнёс, растягивая слова:
- Дааааа, мне что-нибудь земноооое иииии безалкогольное?
- Я тепя бонял, – сказал он, подмигнув и высоко задрав по очереди четыре ноги, скрылся в многогранной двери посреди стены.
Я взял стакан в руки. У воды был такой запах, словно её подогревали в утюге. На вкус она была ничем не лучше: плотной и терпкой. Из-за неё во рту ещё больше пересохло, и я отодвинул стакан в сторону.
Когда Орлингтон ушёл, компанию мне составило долгое молчаливое ожидание. Я попытался расшевелить усталые мысли, чтобы найти подходящую тему для беседы с ним, но момент был упущен, и я сделал вид, что мы вовсе незнакомы.
Было скучно сидеть в одиночестве. Я стал донимать куртку, что лежала у меня на коленях. Вдруг понял, что забыл отдать её Марсу. И слава богу. Здесь было едва ли теплее чем снаружи.
Чтобы согреться и чем-то себя занять, я стал по привычке, с размахом, надевать рукав за рукавом и вдруг заметил небольшой прямоугольник зеркала, в нескольких шагах от меня. Он на глазах стал разрастаться и стекать вниз к полу.
«А что, удобная штуковина, хочешь так гляди, хочешь в полный рост», - подумал я.
Но, если честно, от XXXI века я ожидал чего-то большего, чем «МелодииДавилку», жидкое зеркало и ещё какую-то светящуюся сферу с улицы, которую тут же сломал один из посетителей бара.
- Ты что делаешь? – опешил хозяин сферы.
- Скажи спасибо, что тебе не врезал! Правила, чё не для тебя? Никаких технологий здесь! – прорычал худощавый парень со вздутыми венами на руках и оливковыми пятнами на затылке.
«Что ещё за правила?», - подумал я.
- Умный, да? Она не подключена к Глобаксу, - ответил второй.
«Что ещё за Глобакс?» - продолжал спрашивать я себя, не зная, кому адресовать свои вопросы.
- Твои проблемы.
Это всё случилось немногим до, а сейчас я смотрел, как струи мутного стекла с лёгким хрустящим звоном затвердевали в паре сантиметров от пола и превращались в тёмный прямоугольник.
Старое доброе любопытство тут же столкнуло меня со стула и велело идти следом за ним. Но даже под его руководством, найти верный подход к зеркалу было не так-то просто, – стоило шагнуть в сторону, как оно тут же растворялось в воздухе, будто существовало только под строго определённым углом обзора.
Я почувствовал, как моё тело окутал холодный поток воздуха, словно длинный невидимый язык обвился вокруг меня и пытается затащить в тёмную пасть. К счастью, этот порыв был так же незначителен, как попытки втянуть овсяное печенье сквозь тонкую коктейльную соломинку.
Когда моё отражение приобрело чёткие очертания, я неожиданно для самого себя остановился. Увидев себя, я ясно осознал, что сплю. Ко мне вернулся контроль над собственным телом, и я ощутил себя выше всего происходящего: такого незначительно и безвредного, словно мог управлять сном. Но это чувство быстро разорилось, и меня сковали беспомощность и человеческие переживания.
Не сразу я заметил, что единственным светлым объектом в этой вертикальной луже было только моё отражение, всё остальное было сдвинуто куда-то на задний план и накрыто толстым слоем темноты. Зеркало словно понимало, что я смотрю на него, и глядело на меня в ответ.