10 минут 38 секунд в этом странном мире

Но под этим клобучком не существует направлений – небо и земля сливаются в единую полосу из черной парусины. Немного успокоившийся сокол все равно нервничает, потому что удар может обрушиться в любой момент. Теперь, спустя годы, Налан казалось, что религия – равно как и власть, деньги, идеология и политика – действует точно как этот клобучок. Все суеверия, пророчества и веры словно лишают человека зрения, держат его под контролем, а в глубине души настолько сильно ослабляют его самооценку, что он начинает бояться всего, буквально всего.

Но это не про нее. Пристально вглядываясь в паутину, которая, словно ртуть, поблескивала в свете фонаря, она в очередной раз отметила про себя, что лучше ни во что не верить. Ни в религию, ни в идеологию. Она, Ностальгия Налан, никогда не позволит завязать себе глаза.

Водка

Очутившись в уголке, где тропинка снова была видна, друзья остановились. Здесь номера могил казались случайными, и понять порядок было невозможно. В скользящем луче своего фонаря Налан читала вслух:

– Семь тысяч сорок, семь тысяч двадцать четыре, семь тысяч сорок восемь…

Она нахмурилась, словно подозревая, что кто-то над ней посмеялся. Она никогда не разбиралась в математике. Да и в других предметах тоже, если честно. До сих пор ей то и дело снилось, что она снова в школе. Она видела себя маленьким мальчиком, одетым в уродливую форму, с очень коротко остриженными волосами, учитель бил ее перед всем классом за орфографические ошибки и незнание грамматики. В те времена понятие «дислексия» еще не вошло в словарь повседневной деревенской лексики, а потому ни учитель, ни директор не проявляли к Налан никакого сочувствия.

– Ты в порядке? – спросила Зейнаб-122.

– Разумеется, – собралась Налан.

– Эти доски очень странные, – пробормотала Хюмейра. – Куда нам теперь?

– Может, вы останетесь здесь? А я пойду посмотрю, – предложила Налан.

– Может быть, кто-то еще с тобой пойдет? – встревожилась Джамиля.

Налан отмахнулась. Ей нужно немного побыть одной и собраться с мыслями. Вынув из внутреннего кармана куртки фляжку, она подкрепилась щедрым глотком. Затем передала фляжку Хюмейре – единственному человеку в этой компании, кто мог употреблять алкоголь.

– Попробуй, но только осторожно.

С этими словами она удалилась.

Без фонаря четверо друзей остались в темноте, да и луна в этот момент спряталась за тучей. Они сгрудились теснее.

– Вы отдаете себе отчет, что обычно это так и начинается, – пробормотала Хюмейра. – Я имею в виду, в фильмах. Кто-то уходит от остальных, и его жестоко убивают. Это случается всего в нескольких метрах от других, но они, разумеется, не знают об этом. Затем еще кто-то уходит – и снова погибает…

– Расслабься, мы не умрем, – успокоила ее Зейнаб-122.

Хюмейра, несмотря на принятое успокоительное, начинала нервничать, а вот Саботаж чувствовал себя и того хуже.

– А та выпивка, что она дала тебе… Может, попробуем по глотку?

Хюмейра засомневалась:

– Ты ведь знаешь: когда ты выпиваешь, это катастрофа.

– Но это в обычный день, а сегодня ночью особый случай. Девочки, я же рассказал вам про мужчин из моего рода. Конкретно этого места я не боюсь. А вот от мысли о смерти у меня кровь стынет в жилах.

– Может, тебе лучше косячок покурить? – услужливо предложила Джамиля.

– Нету больше. Как я пойду дальше в таком состоянии? И как буду раскапывать могилу?

Хюмейра и Зейнаб-122 переглянулись. Джамиля пожала плечами.

– Отлично, – сказала Хюмейра. – Если честно, мне и самой нужно глотнуть.

Выхватив у нее фляжку, Саботаж сделал внушительный глоток. А потом еще один.

– Хватит, – проговорила Хюмейра и тоже немного глотнула; по ее горлу пронеслась огненная стрела. Поморщившись, Хюмейра наклонилась вперед. – Что… а-а-а… что это такое?

– Не знаю, но мне понравилось, – сказал Саботаж и выхватил фляжку, чтобы сделать еще один глоток.

Ему стало полегче, и он решил хлебнуть еще немного.

– Эй, хватит! – Хюмейра отняла у него фляжку и закрутила на ней крышку. – Это крепкая штука. Я никогда…

– Ладно, пошли! Нам сюда, – раздался голос из мрака.

Налан возвращалась к ним.

– Этот напиток… – проговорила Хюмейра, двигаясь ей навстречу. – Что это за отрава?

– А-а, ты попробовала? Это особенная штука. Ее называют «спиритус магнанимус». Польская водка. Бывает еще украинская, русская или словацкая. Мы спорим о том, кто придумал пахлаву – турки, ливанцы, сирийцы или греки… а у славян своя война – по поводу водки.

– Так это была водка? – с недоверием спросила Хюмейра.

– А то! – широко улыбнулась Налан. – Но это всем водкам водка. Девяносто семь процентов спирта. Эффективная и практичная. Зубные врачи дают такую своим пациентам, если собираются вырвать зуб. А хирурги используют ее во время операций. И духи тоже из нее делают. Но в Польше такую пьют на похоронах – поминают мертвых. А потому я подумала, что она нам сгодится.

– Ты притащила убойную водку на кладбище?! – покачав головой, ужаснулась Зейнаб-122.

– Ну, от тебя-то я не ждала одобрения, – с обидой ответила Налан.

– Тебе удалось найти могилу Лейлы? – спросила Джамиля, меняя тему, чтобы снять напряжение.