По крайней мере комнату для посетителей он точно узнал, ему показалось, что он услышал эхо голоса Теодора.
Стулья, расставленные вокруг стола, были пустыми, так же, как и кресло, и кровать с матрасом в полиэтиленовой упаковке. Хотя разрубленные на части куски тел больше не стояли у него перед глазами, все же грызущее его изнутри беспокойство никуда не делось. Правильно ли он сделал, что приехал, или не стоило так настаивать на этом вечернем визите, который был совсем не к месту?
Произошла
То, что время, проведенное под стражей, станет немалым испытанием для его сына, было совсем неудивительно. Но, по словам Коморовски, Теодор очень плохо шел на контакт как с ней, так и с датской полицией. При этом было заметно, что его состояние ухудшается, вот почему она настояла на том, чтобы Фабиан приехал и попытался переубедить сына.
Он сел на один из стульев, не сводя глаз с двери в ожидании, когда она откроется. Это заняло еще несколько минут. Тем не менее он резко очнулся, только когда Теодора ввели в комнату с наручниками на руках.
— Привет, Теодор. — Он вскочил со стула, чтобы подойти и обнять сына. Но Теодор отстранился от него и сел, а Фабиану пришлось в итоге немного неловко похлопать сына по плечу. — Я рад, что мы смогли увидеться. Очень рад. — Ответом ему было лишь молчание, и он понял, что неестественная улыбка в этот момент исчезла с его лица. Прошу прощения! — крикнул он охраннику в попытке вновь установить контроль над ситуацией. — Я был бы признателен, если бы вы сняли наручники с моего сына.
— К сожалению, это невозможно, — ответил мужчина и неуверенно покачал головой.
— Неправда, это очень даже возможно. Я не только его отец, но еще и полицейский, и могу с точностью заявить, что нахожусь в полной безопасности, если, конечно, причина, по которой на нем надеты наручники, в ней.
— Учитывая то, что произошло, я должен…
— Вы вообще ничего не должны. Что касается моего сына, то я могу с уверенностью сообщить вам, что он вовсе не жестокий или агрессивный человек. И что бы здесь ни произошло, всему этому точно есть логичное объяснение, до которого я намерен докопаться.
Конвоир со вздохом сдался, подошел к Теодору, снял с него наручники и наконец оставил их наедине.
— Ну вот, так-то лучше. Верно, Теодор? — Он ждал ответа, но когда его не последовало, сел напротив и попытался установить зрительный контакт с сыном. — Ну… как у тебя дела? Расскажи мне. — И эта попытка не увенчалась успехом. — Я слышал, что была какая-то драка. Может, ты хотел бы что-то рассказать мне о ней? — И снова он ждал ответа, но последовало только молчание. — Теодор, я тебя хорошо знаю и уверен, что ты не стал бы бросаться на кого-то с кулаками без причины.
Теодор смотрел на свои пальцы, барабанящие по столу.
— Адвокат утверждает, что ты отказываешься сотрудничать. Это правда? — продолжил он, не получив ответа. — Эй, почему ты ничего не говоришь? Мы же просто хотим тебе помочь.
Единственное, что можно было услышать, — это стук пальцев по столу. Один за другим они ударяли по поверхность стола, как будто вели нетерпеливый обратный отсчет в ожидании, когда все закончится.
Фабиан вздохнул, пытаясь немного успокоиться.
— Я не понимаю! — Но было уже слишком поздно. — Честное слово. Почему ты так себя ведешь? Ведь не бывает такого, чтобы кто-то случайно стал участником такой потасовки, которую потом называют серьезной дракой. И почему ты не хочешь сотрудничать с своим же собственным адвокатом? Что происходит? — Он встал и обошел стол. — И почему ты не хочешь со мной разговаривать? Я приехал сюда ради тебя, а не просто так или потому, что мне захотелось. Теодор, я с тобой разговариваю! — Он схватил сына и стал трясти его. — Ну же, просыпайся, черт возьми! Скажи что-нибудь! Сейчас речь идет о тебе. О тебе и о твоей жизни, ты что, не понимаешь?
Фабиан отпустил его и опустился на корточки.
— Прости. Я просто… Я очень хочу помочь тебе. Ты… — Он закрыл глаза и попытался успокоиться. — Я понимаю, что ты злишься и разочарован, я могу это понять. Ты зол на меня, на всех здесь, на всю систему, но мы можем хотя бы попытаться поговорить? Я обещаю, что тебе сразу полегчает.
Теодор повернулся к Фабиану.
— Мы же родные люди, разве не так? — продолжал Фабиан. — Ты и я. Мы в одной команде. Не забывай об этом.
Теодор смотрел на Фабиана в течение нескольких долгих секунд.
— Это самая дурацкая фраза из всех, что я когда-либо слышал. Как будто реплика из какого-то слезливого фильма восьмидесятых годов, где сценарист решил, что дальше они обязательно должны обняться.