100 лекций: русская литература ХХ век

Галина Николаева со своим романом «Битва в пути», очень осторожным… Не буду ее упрекать в осторожности, скажем так, очень половинчатым по некоторым догадкам романом. Она тоже умудрилась разоблачить какую-то такую больную ноту этой системы ― что ей аврал всегда милее систематической работы. За одну эту констатацию, что Вальгана всегда будут любить больше, чем Бахарева, Галина Николаева два года подвергалась самой натуральной травле. Пока в начале шестидесятых роман не был экранизирован Басовым, о нем предпочитали не вспоминать, а потом еще двадцать лет предпочитали не переиздавать.

Это всегда происходит с людьми, которые осторожно, половинчато, но первыми сказали то, чего было говорить нельзя. Дальше им ломают судьбу, как сломали ее, собственно, и Померанцеву. Так вот, Яшин в своем рассказе еще не знает пределов дозволенного, он еще не понимает на самом деле, о чем можно говорить, а о чем нельзя. Поэтому в этом рассказе той сельской конкретики, которая есть, например, у Овечкина в «Районных буднях», у него еще или уже нет ― потому что Овечкин, страшно сказать, начал печататься при Сталине.

Суть рассказа как раз не в экономической конкретике, не в отдельных недоработках и недочетах. Это, по большому счету, первый рассказ в жанре советского абсурда. Когда мы читаем знаменитую пятую часть романа «Норма», знаменитый сорокинский пародийный черный гротескный рассказ «Падёж», мы узнаем там яшинские «Рычаги», просто чуть сдвинутые по фазе, доведенные до абсурда. На самом деле абсурд у Яшина такой, что Солженицын со своим, например, «Матрениным двором», «не стоит село без праведника», на мой взгляд, все-таки слабее, чем откровение в этом рассказе.

Как всегда, символом выступает радио. Помните, лирический герой рассказа «Матренин двор», очень автобиографический, все время ищет двор, где нет радио, потому что не может больше его слушать. У Матрены его нет. Вот один из главных героев рассказа «Рычаги» ― радиоприемник.

Сидят в колхозной избе, в так называемом правлении этого колхоза, где страшно накурено, потому что курение ― единственное развлечение, единственная радость у этих людей, ― сидят в этом правлении пять человек и ждут шестого. Шестого им не хватает для кворума, потому что им надо провести партийное собрание, а учительница в школе задержалась.

Среди них, как шестой, сидит радиоприемник, который тоже, кажется, задыхается от дыма, поэтому говорит еле-еле. Это единственное радио в этой глухой вологодской деревне. Паренек на Алтае по радио рассказывает о том, как хорошо у них всё в сельском хозяйстве: некуда хлеб ссыпать, столько хлеба! И слушают этот рассказ колхозники, переглядываются: вот, какие же действительно трудности-то у людей бывают. Нам бы такие трудности!

Прекрасная яшинская фраза: «Паренек рапортовал своей дорогой маме, но делал это так неуверенно, как будто видел ее впервые». Вот этот любимый прием, когда рапортуют дорогой маме, абсолютно неизменен в советской и постсоветской пропаганде. В «Рычагах» он впервые описан с удивительной точностью.

Для чего они собрались, мы не знаем первую половину рассказа. Это самое интересное. Они сидят и разговаривают о том, что народ страшно запуган, что абсолютно нет возможности самим определять даже элементарные планы на лето. Даже на посевную они ничего не могут решать, им сказали: «Решайте снизу». Пришла свобода, колхоз теперь сам волен решать, что ему сеять. Но они уже третий план отправляют наверх, а его возвращают с поправками.

Им надо посеять лен, потому что лен у них хорошо всходит. Требуют сразу же засевать тысячу гектаров. Они говорят: «Давайте мы попробуем на 120». Нет, сразу надо тысячу. А если не пойдет, не получится? Там постоянно рефреном идет: «Ты дай нам привыкнуть». И потом один из них, казалось бы, самый робкий и зашуганный, говорит: «А чего мы боимся, мужики? Мы же давно уже сами себя боимся». Вот за одну эту фразу, на самом деле, этот рассказ еще в 1952 году стоил бы автору жизни, а в 1955 ― ничего.

Дальше они начинают гадать, почему в других колхозах секретари райкомов, например, сами приезжают в колхоз и разговаривают с мужиками по-человечески. Говорит герой: «А к этому мы приезжаем, как к начальству. И как он только скажет: „Ну что, товарищи, все в сборе“, так сразу у меня сердце в пятки». То, что партийная власть на этих простых и, в общем, запуганных людей так гипнотически, так страшно действует, ― для них тоже абсолютный феномен. Они сами себя не понимают. «Что же это с нами такое?» ― все время спрашивают они.