100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е

Название выставки, данное Владимиром Шинкаревым, говорит само за себя: в Новом музее вы увидите все то, что художник пишет всю жизнь – всегда пейзажи Петербурга и пригородов, время от времени – тематические композиции о любимых картинах, фильмах, книгах и образах жизни. Всего около ста произведений разных лет.

И все же вслушаемся в слова, ведь, как это всегда бывает у Шинкарева-писателя, слова его сложно резонируют с простым. Так, две части речи, два местоимения в названии – «одно» и «то» – создают пространство сложной архитектуры. Нам указано на нечто – «то», что, мы знаем из опыта жизни, сейчас одно, а потом другое. Но это «одно» вынесено вперед, потому что оно-то и неизменно, хотя по составу собрано из бесчисленных тех. Его неизменность в высшей степени неопределенна, как средний род, но все же это одно – единственно и поэтому нерушимо.

Сюжеты картин, виды и образы, которые выбирает Шинкарев, обычно не безымянны. Имена и названия, указания на места («Боровая и Смоленка», «Большая Монетная») сообщают каждой из его серийных картин конкретность. И вроде бы, повторяя изображение, возвращаясь к нему в разных обстоятельствах времени, Шинкарев побуждает нас сравнивать и следить за изменениями облика и состояния данного места действия. Но сравнивая, убеждаешься в несравненности и неисчерпаемости и самой живописи, и ее источников. Шинкарев-художник для ценителя искусства создает на одном месте несколько таких источников живописного счастья: красота одной и той же набережной или железнодорожной платформы зимой и осенью, вечером и днем – это не таблица оттенков, не «то» и «другое», но нечто способное превосходить самое себя.

Именно это всеобъемлющее «одно» – общее для всего, что мы видим и знаем, – как раз и пишет Шинкарев в каждой из своих картин. Его «Одно и то же» вибрирует волной вечности, которая неуловимо творит сияние из хаоса теней, ввергая мир во мрак и обращая к свету.

Гений Котельникова

Знают ли сестры, что все люди братья?

Риторический вопрос Олега Котельникова, вызывающий в памяти название знаменитого альбома Бориса Гребенщикова и Майка Науменко «Все братья – сестры», записанного в 1978 году, конкретно относится к детям-Романовым, упоминанием о которых заканчивается философское стихотворение о русской революции «Логос на голос / не ходит в берлогу / и не выходит с ножом / на дорогу».

Котельников – гений не только в технике удара кисти, но и в технике моментального рождения новых образов мысли – неповторимой и странной технике остроумия. Фрейд доказывает, что мы благодарны острослову за то, как он/она, объясняя все короткой шуткой, экономит наши душевные силы, одновременно расширяя чувственное и интеллектуальное восприятие.

Проявлением этих особенных способностей Котельникова стали две выставки сентября-октября 2020 года под названием «La mort en rose» («Смерть в розовом свете»), которые состоялись в галерее «Площадь искусств» в Санкт-Петербурге и в музее Art4ru в Москве. Весело переиначив название любовного шлягера «Жизнь в розовом свете» трагической Эдит Пиаф, Котельников создает новейший эпос о пляске смерти. «Мы рождаемся, чтобы танцевать, этот танец называется смерть» – вот афоризм автора выставки, объясняющий ее смысл. «Данс макабр» – один из важнейших сквозных аллегорических сюжетов о бренности жизни, связавший Средние века с эпохой модернизма и постмодерна.