100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е

Котельников предельно расширяет время и территорию его действия, направляя лучи из глазниц голгофского черепа в темные века истории, к античным язычникам, буддистам, в геологическую древность к вирусам и бактериям, в инобытие инопланетян. Все эти, как теперь принято говорить, акторы актерствуют в его композициях, водя грандиозный танатальный хоровод, который местами напоминает разгильдяйские танцы эпохи оттепели и перестройки, опоясавшие земной шар с севера на юг и обратно: летку-енку и ламбаду. «La mort en rose» гораздо сильнее утверждает эротизм жизни, чем «La vie en rose», героиня которой задыхается от нахлынувшего на нее счастья, требуя его себе навсегда, до смерти, то есть приближая неутешительную развязку. А живопись Котельникова, наоборот, показывает нам связки, грозди существ, бесконечно празднующих взаимообмен, потлач жизни и смерти. Символом глобального танца смерти является модернизированная Медуза Горгона: зловещий колобок с мелкими черепами-присосками, танцующими на концах извивающихся волос-щупалец. Причем Котельников включает на полную мощность не только становой сюжет, но и пластический арсенал мировой культуры Запада и Востока: смертельные темы разыграны в широчайшей стилистике от комиксов до Микеланджело, от живописи фей до «Крика» Мунка, от дзеновского рисования до «Тавромахии» Пикассо. Более полусотни композиций художник написал одним духом, за весну-лето, возвращаясь с прогулок по прекрасным опустевшим набережным Петербурга, закрытого на карантин. В то время как сайты многочисленных изданий и арт-институций полнились депрессивными рассуждениями о том, как пандемия изменит мир, вызвав усиление цифрового контроля, ужесточение на границах, нарушения гражданских прав, Котельников представил в розовом цвете пейзаж, в котором все эти вопросы уже не релевантны. Подобным антинормативным образом позволил себе повеселиться разве что Ларри Гагосян, который недавно выставил на «Кристи» в Гонконге картину Такаши Мураками 2014 года под названием «Семья панд на фоне голубого неба», представляющую парочку игрушечных панд на облаке из разноцветных черепов.

К осени 2021 года веселые пляски смерти в творчестве Котельникова сменились медитативной графической серией «Цезарей» или под другим названием «Апостолов» – монументальных поясных изображений скелетов, занятых размышлениями, наподобие античных философов. Большие картоны выполнены, отсылая к академизму, монохромно, черной тушью. Словно бы мы видим рентгенограммы натурщиков мифологической и религиозной живописи эпохи Ренессанса и барокко, а сам формат «священных собеседований» перенесен из классической вечности в новейшие времена постапокалипсиса – эпоху Терминатора Два.

Ко дню святого Валентина в 2022‐м Котельников написал акриловыми фломастерами на шторах для ванной серию «Комарилья». Злобные кровососы сплетаются с разноцветными бесами в гирлянды и хороводы, летая вокруг небоскребов спиралевидной формы со шпилями или черепами-маяками вверху. Силуэты этих башен напоминают гигантские колпаки Ку-Клукс-Клана, а опоясывающие их арки – традиционный вид Вавилонских башен, знакомый в истории по романским арочным ярусам Пизанской башни. Как и подобает Средневековью, каждый ярус населен своими чертями и монстрами, из некоторых окон высовываются кронштейны с повешенными, а у подножия валяются обглоданные кости. Штаб-квартира Кащея Бессмертного, по всей вероятности, так и выглядит, и вот к ней-то и пришел символический пейзаж в эпоху фэнтези, которая вдруг обернулась самой жесткой реальностью.

Весной 2023 года Котельников вернулся к своей старой технике – рисунку тушью по высохшему акварельному фону и создал в нем камерную серию «Весеннее пробуждение». Мы видим спокойный песчаный берег, где лишь немногое напоминает о бушевавших здесь когда-то убийственных силах зла: одинокий костяк, приоткрытый ветром; жук-могильщик; птица, высматривающая добычу; водруженный на перекрестье из палок череп – все немногое, что встретит сияющий безмятежный день.

Со времен Древней Греции гений осуществляет то, что в эпоху романтизма называлось «всеобнимаемость» (В. Одоевский). Задача гения сформулирована И. Кантом: он живет вне общих правил, более того – именно гений создает новое правило, дает правило природе. Поэтому гений так востребован в истории человечества: ведь он одновременно управляет обновлением и рождением универсального, доступного всем и каждому. Творчество гения всегда плодотворно – оно производит энергию, а не растрачивает ее впустую. Гений создает космос, а не хаос. И – главное – молниеносным ударом кисти или слова он открывает истину мгновенно и навсегда. Он один способен ясно видеть там, где все блуждают впотьмах, угадывая лишь отдельные очертания событий. Родившись через полвека после русской революции, Котельников описал ее так, словно видел сам и знает о ней самое главное: