За неполные пять лет, с 1998‐го по весну 2002 года, Тимур подготовил более двадцати изданий, удивляющих разнообразием сюжетов и радующих нетривиальным оформлением. Среди них не было случайных публикаций. Каждая книжка пропагандировала свою тему в оркестре творческих ценностей, который Тимур создавал на протяжении двадцати лет своей карьеры. Это были: история жизни Людвига Баварского, монарха-рыцаря, который сопротивлялся превращению романтической Европы в страну военно-промышленного капитализма; сборник карикатур на живопись модернизма, нарисованных по заказу Тимура художниками Петербурга и Москвы для выставки в Музее политической истории России; воспоминания о Джоне Кейдже; первый каталог рисунков Виктора Цоя. Казалось бы, что ценности не сочетаются: модернист Кейдж едва ли легко соседствует с «Похищением Европы» Александра Медведева, и одна сторона интересов Новикова с точки зрения другой стороны его интересов выглядит диссонирующей, если не сказать мракобесной. (Гей-эстетика Людвига Баварского или Роберта Мэпплторпа, например, и возвеличивание Джироламо Савонаролы как моралиста, поэта и религиозно-общественного деятеля, не говоря уже о святых и святителях русской православной церкви.) Между тем в восприятии Тимура эти непримиримые контрасты, очевидно, сосуществовали, и каждый из них был привлекателен. Так же как в нем сосуществовали элегантный денди в высоком цилиндре и бородатый старец-«старовер». Если искать способ выбора исторических лиц и сюжетов, которые интересовали Тимура, способ вплетения их судеб в орнамент его собственной жизни, то надо вспомнить слова чинаря Леонида Липавского: «Никто никогда не жил ни для себя, ни для других, а все жили для трепета». Единственное, что объединяет всех героев Новикова, – это их высокая чувствительность к жизни для трепета.
Инспиратором Тимура назвал Костя Звездочетов158
. Он мог бы сказать «вдохновитель», но сказал «инспиратор», так как дорожил вторым смыслом слова «инспирация» – подстрекательство, внушение. Человек, общавшийся с Тимуром, получал сильнейшую дозу вдохновения. Своему старейшему другу Олегу Котельникову он, например, создает в 1983‐м не только первую персональную выставку, но и целое Общество любителей Олега Котельникова – первый такой фан-клуб, предшествовавший Клубу друзей В. В. Маяковского. Айдан Салахова рассказывала о том, как Тимур побуждал ее не бросать искусство: приезжал, смотрел произведения, хвалил их и уговаривал сделать выставку159. Если в ближайших друзьях Тимур умел увидеть художников, поэтов, музыкантов, то всех своих основных коллекционеров, и даже тех из них, с кем он не был знаком при жизни, он со временем превратил в издателей и покровителей искусства: Пьер Броше напечатал первую книгу о нем к выставке в Стеделийк-музее (1993), Аньес Рамман-Петерс устроила неоакадемический конгресс в Брюсселе и выставку «Между землей и небом» (1998, 2001), Игорь Маркин сделал выставку Тимура в своем собственном музее (2008), Оливье Местелан спонсировал издание эрмитажного каталога. Благодаря Владимиру Добровольскому, меценату и ценителю искусства, появился первый каталог «Новых художников». Инспирационные возможности личности оцениваются со временем. Есть покойники, которые загружают поколения живых творческими занятиями на годы вперед. Так и вдохновение, которым одаривал Тимур, продолжает действовать. В мире настоящего искусства этот импульс свободно путешествует из десятилетия в десятилетие, из сознания в сознание, от образа к образу.