100 великих катастроф на море

«На корабле я был шестым лейтенантом и правил 3-ю вахтою. В несчастный день 30 августа 1842 года, в 4 часа утра, вступая на вахту и сменяя лейтенанта Шигорина, я узнал, что всю левую сторону гальюна разломало волною: удар был так силен, что часового матроса Гущина, сидевшего на правой стороне, с коечных сеток чуть было не смыло за борт. Вступив на вахту, я пробрался на бак по лееру, так как без этого ходить по палубе было невозможно, и осмотрел повреждения… С рассветом ветер стал свежеть…

Заснувши [после вахты], вдруг почувствовал такой удар, что вылетел из койки на кубрик, стал надевать сапоги и сюртук. В это время корабль затрещал и лег на бок, а за кубриком закричали: «Погибаем!» Трюм полон воды, а прибежавший ко мне мой вестовой сказал, что в двух каютах за кубриком у грот-мачты перегородки придавили спавших там офицеров, именно: мичманов Обухова, Лесли и Головачева. Я… побежал наверх и в батарейной палубе встретил рулевого, бывшего на вахте и бежавшего вниз. Спросил его, что делается наверху. Он сказал, что руля нет, а нужно надевать белую рубаху; тут же встретил бегущего вниз мичмана Половцева, посланного с вахты узнать, как вода в трюме. Я ему сказал, что трюм полон воды… В это время засвистала дудка с командою «Все наверх на авральную работу!» Я бросился на правый грот-руслень, где лотовый мерил глубину, которая оказалась 30 саженей, и я сам видел на свинцовом лоте зеленоватую слизь и помятый бок выемки у лота. В то же время лотовый с левой стороны закричал: «Нет глубины!» Я выпустил двести саженей с диплотом, но дна не достал.

Когда вся команда и офицеры выбежали наверх, то капитан отдал приказания офицерам, кому при какой быть работе. Я был назначен с подвахтенными людьми в нижнюю палубу для отливания воды, где мы и принялись с кубрика самым усердным образом отливать, кроме помп, ведрами, ушатами и киверами, потому что вода уже выступала из трюма в кубрик. Прежде всего трюмные люки мы закрыли боевыми люками и затянули брезентами, но вода все-таки напирала снизу. Были места, которые не было возможности закрыть, а именно: грот-люк, из которого сучило 4 каната от брошенных якорей и тут-то надо бы видеть присутствие духа и храбрость людей, работавших у кетенс-помп… Ни один человек не отошел от своего места, несмотря на то что многих ушибло и одного захватило канатом за ногу и утащило до самого клюза, где его освободили уже с переломленною ногою. Когда потребовали доктора, чтобы он сделал операцию, то он, придя на место, сказал, что инструменты находятся в каюте, на кубрике, в это время уже залитом водою, и несчастного должны были положить в подвесную матросскую койку, где он и остался навсегда…

Наконец вода стала выступать из комиссарского погреба на кубрик и принудила нас перейти в жилую палубу для отливки воды… В кают-компании уже были собраны все семейства нижних чинов из констапельской; картина была очень печальная; кто исповедовался и приобщался святых тайн, кто плакал и молился Богу, палуба кают-компании была усеяна женщинами и детьми, и хотя у меня самого сердце ныло, но в утешение молившимся и плакавшим я успел сказать несколько веселых слов, и теперь даже, вспоминая эту картину, вышибает слезу. Тут же было несколько офицеров, собравшихся у рундука, где старик полковник Ершов говорил, что он довольно пожил на свете, а «вы еще только жить начинаете и должны гибнуть, потому что нет спасения, как видно, все усилия пропадают даром»…

В это самое время, по приказанию командира, пришел сверху рассыльный звать офицеров наверх для консилиума о срубке мачт, потому что корабль сильно положило на левый бок. Когда мы вышли наверх, где уже была большая часть офицеров, то капитан спрашивал мнения каждого, не лучше ли нам срубить мачты и выбросить за борт пушки и все тяжести, на что всеми офицерами было изъявлено полное согласие и каждому было назначено, что делать. Я получил приказание, кроме заведывания отливкою воды, выбросить из батарейной палубы пушки. Когда боцман Завьялов получил приказание рубить грот-мачту и бросился на правый руслень для исполнения, я пошел посмотреть, как станут лопаться талрепы, и как только Завьялов дотронулся топором до одного, как остальные полопались сами, и грот-мачта полетела на левый борт, сломавшись, как лучинка, на сажень вышины от палубы. Посмотрев на падение мачты, я пошел на свое место в батарейную палубу бросать орудия…

Крушение корабля «Ингерманланд» 30 августа 1842 г. у берегов Норвегии. Художник К. В. Круговихин. 1843 г.