100 великих катастроф на море

После опрокидывания броненосца адмирала Трайона больше не видели. Катастрофа была донельзя трагическая. У зрителей этого происшествия было предчувствие несчастья, подобное тому, которое испытывали древние греки в своем театре. Действие непременно должно было кончиться трагически. Они видели приближающееся бедствие и не могли предотвратить его; они видели, что Бог отнял разум у их командира, и были беспомощны. Начальник эскадры допустил ужасающую ошибку и этим обрек на гибель 321 офицера и матроса. Он отказывался выслушать мнения и рассуждения других, и его приказание было исполнено. Но он искупил свою вину смертью, найдя в себе мужество признать совершенную ошибку. Младший флагман виноват был в том, что исполнил приказание, не переспросив о действительном значении сигнала. На «Виктории» офицеры предугадывали, что должно произойти столкновение. Их можно порицать за то, что они не сделали ничего для его предотвращения, за то, что доводы их не были достаточно убедительны. Но приходится признавать, что виновата в этом была дисциплина, а не офицеры. Но без дисциплины, без быстрого и беспрекословного повиновения флот ни на что не годен. Таким образом, столкновение произошло вследствие одного из тех противоречий в законах, которое встречается в драме или в вымысле чаще, чем в действительной жизни. В ясный летний день, на глазах у всех, от удара тараном пошел ко дну один из лучших броненосцев эскадры. Все искусство и изобретательность, вложенные в него людьми, оказались не способны удержать его на воде, и, быть может, они даже послужили ловушкой, заставив слишком полагаться на его остойчивость.

«Кампердаун» получил сильные повреждения в носовой части. Острый край броневой палубы «Виктории» проделал ему пробоину длиной в десять и шириной в шесть футов, а форштевень оказался сломан над тараном и свернут влево. Поступавшая вода привела к увеличению осадки носом с 27 футов 9 дюймов до 32 футов, то есть более чем на четыре фута. В бою «Кампердаун» не смог бы повторить таранного удара; если бы погода засвежела, он оказался бы в большой опасности.

Большие жертвы на «Виктории» объясняются, во-первых, значительным числом людей, не умевших плавать и сразу пошедших ко дну; во-вторых, сильным водоворотом в момент гибели корабля и последующим волнением воды и, в-третьих, большим числом людей, оставшихся внизу, в машинном и кочегарном отделениях. Им не отдали приказа подняться наверх, и они погибли как истые англичане, исполняя свой долг, как бы бесполезен и безнадежен он ни был. Делать какие-либо предположения об их судьбе трудно. Когда вода хлынула в дымовые трубы, пар должен был разорвать котлы и вырваться наружу. Весьма вероятно также, что, когда корабль коснулся дна на глубине 80 саженей, давлением борта вдавило внутрь, убив всех уцелевших от ожогов паром. Вода над местом катастрофы довольно долго волновалась от выходившего воздуха. Когда корабль шел ко дну, взрыва не произошло; вырывался один пар, вероятно из дымовых труб» (Вильсон как-то «петляет», то допуская взрыв котлов, то утверждая, что взрыва не было; по крайней мере, вот что показал на суде капитан Морис Бурк (пер. с англ. – Е.С.): «Виктория» задрала корму и начала тонуть, затем перевернулась. Пока она тонула, внутри ее раздались несколько взрывов – это были котлы»).

Разбирательство всех обстоятельств катастрофы происходило на Мальте. Можно только гадать, насколько оно было объективным, по крайней мере, Адмиралтейство полностью «сохранило лицо», опровергнув упреки в техническом несовершенстве «Виктории», ее бронирования и т. п. Если б было время и возможность задраить все переборки (а задраить некоторые было невозможно ввиду мгновенного затопления помещений), корабль сохранил бы остойчивость и, имея крен не более 9 градусов, был бы отбуксирован до порта. Адмирал Марк Керр вспоминает и такое: «Спустя год с небольшим я встретил лейтенанта, который был со мной на «Виктории» и в качестве вахтенного офицера стоял рядом с адмиралом на мостике, когда произошло фатальное столкновение. Я изложил ему своё мнение о причине происшедшего… (то есть версию ошибки адмирала Трайона. – Е.С.), и он ответил: «Именно это и стало причиной. Адмирал сам произнёс тогда, что он совершил ошибку. Я не мог решить, что я скажу, если меня вызовут в качестве свидетеля, но кэптен Морис Бурк сказал всем нам, что мы должны сделать всё для спасения репутации сэра Джорджа [Трайона]. Я не мог решить, следовало ли мне лжесвидетельствовать, но, к счастью, меня не вызвали для дачи показаний».