Повесть временных лет гласит: «(862 г.) Над теми всеми властвовал Рюрик. И было у него два мужа, не родственники его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом. И отправились по Днепру, и когда плыли мимо, то увидели на горе небольшой город. И спросили: «Чей это городок?» Тамошние же жители ответили: «Были три брата Кий, Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы тут сидим, их потомки, и платим дань хозарам». Аскольд же и Дир остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик же в это время княжил в Новгороде… (866 г.) Отправились Аскольд и Дир войной на греков и пришли туда в 14-й год царствования Михаила. Царь же был в это время в походе на агарян и дошел уже до Черной реки, когда епарх прислал ему весть, что Русь идет походом на Царьград. И возвратился царь. Эти же вошли внутрь Суда, совершили много убийств христианам и осадили Царьград двумястами кораблей. Царь же с трудом вошел в город и с патриархом Фотием всю ночь молился в церкви Святой Богородицы во Влахерне. И вынесли они с песнями божественную ризу Святой Богородицы, и омочили в море ее полу. Была в это время тишина, и море было спокойно, но тут внезапно поднялась буря с ветром, и великие волны разметали корабли язычников русских, и прибило их к берегу и переломало так, что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой».
Повесть временных лет – источник сложного характера: он полон анахронизмов, нестыковок, вставок из более ранних произведений, за что определенным образом и критикуется. Однако мы имеем неоспоримейшие свидетельства – самих византийцев, притом не поздние, как Несторово, а как раз тех самых лет. Их автор – патриарх Фотий (810–893), бывший профессор императорской высшей Магнаврской школы (фактически – первого европейского университета), ученый-энциклопедист, богослов и полемист, просветитель; одна из его исторических заслуг – отправка знаменитой миссии Кирилла и Мефодия по просвещению славян.
Гибель русского флота под Царьградом. Гравюра Ф. А. Бруни. 1839 г.
Сохранились две проповеди, произнесенные Фотием во время похода Аскольда и Дира: первая была произнесена в храме Святой Софии непосредственно во время осады Константинополя, вторая – тотчас по ее снятии. При всем субъектизме Фотия это – первое свидетельство, причем современника, выхода русского народа на историческую арену. Как мастер художественного слова, он не скупится на краски, особенно во второй речи, когда истинная опасность уже миновала. Вот он глаголет во время осады: «Вижу, как туча варваров увлажает кровию засохший от грехов город наш. Горе мне, что я дожил до этих несчастий… что неожиданное нашествие варваров не дало времени молве возвестить о нем, дабы можно было придумать что-нибудь для безопасности, но в одно и то же время мы и увидели и услышали и пострадали, хотя напавшие и отделены были (от нас) столькими странами и народоначальствами, судоходными реками и беспристанищными морями. Горе мне, что я вижу, как народ грубый и жестокий окружает город и расхищает городские предместия, все истребляет, все губит, нивы, жилища, пастбища, стада, женщин, детей, старцев, юношей, всех поражает мечом, никого не жалея, ничего не щадя; всеобщая гибель! Он как саранча на жатву и как плесень на виноград, или лучше, как зной или тифон или наводнение или, не знаю что назвать, напал на нашу страну и истребил целые поколения жителей. Ублажаю тех, которые сделались жертвою убийственной и варварской руки, потому что умерши раньше они избавились от чувствования несчастий, постигших нас неожиданно; а если бы было чувство и у самых этих отшедших, то и они вместе со мною оплакивали бы оставшихся в живых, как эти страдают во все время, каких преисполнены скорбей и не избавляются от них, как ищут смерти и не находят ее. Ибо гораздо лучше однажды умереть, нежели постоянно ожидать смерти и непрестанно скорбеть о страданиях ближних и сокрушаться душою. Где теперь царь христолюбивый? Где воинства? Где оружия, машины, военные советы и припасы? Не других ли варваров нашествие удалило и привлекло к себе все это? (В то время Михаил III воевал с арабами; этим объясняется и отсутствие тогда при Константинополе византийского огненосного флота. –