100 великих речей

В июне 1870 г. разразилась франко-прусская война. Вторая империя Наполеона III стала разваливаться под ударами прусских войск. Хладнокровно взвесив создавшееся положение на международной арене, Горчаков решил воспользоваться европейским расколом и вбить в него еще и российский клин. Что могло развалить Европу окончательно? Конечно же возвращение на европейскую арену еще одного основного игрока – России. Для этого надо было уничтожить позорные статьи Парижского трактата 1856 г. Но прежде канцлеру предстояло уломать российскую элиту, озабоченную неспокойной обстановкой внутри страны и не желавшую обострения международных отношений. Да и страны – участницы Парижского трактата, по мнению царедворцев, всё еще дружно противостояли России, толком не оправившейся после Крымской войны. Горчакову удалось убедить царя, что нет резонов дожидаться окончания франко-прусской войны и что наступил наиболее подходящий момент для разрыва Парижского трактата. Александр II созвал совет, на котором канцлер должен был огласить свое предложение. Используя прямые и косвенные источники, попробуем реконструировать речь канцлера.

На совете под личным председательством его величества присутствовали военный министр Д.А. Милютин, члены Госсовета П.А. Валуев и князь С.Н. Урусов, министры В.Н. Панин и А.Е. Тимашев и др. высокопоставленные чиновники. Они были посвящены в тему заседания, и большинство было настроено скептически либо решительно против, поскольку разрыв трактата грозил России очередным столкновением со всей Европой и новой войной.

Канцлер был краток. Он предложил «смыть пятно, оставшееся на страницах новейшей истории нашего Отечества: уничтожить запрет, наложенный на Россию парижским трактатом, запрет строить корабли в портах Черного моря и вообще снять запрещение на содержание в этом море более определенного количества кораблей».

Как вспоминал позднее сам Горчаков: «Все были, конечно, согласны с тем, что запрет должен быть снят с России относительно русского Черного моря; но однако все, а в том числе и военный министр, полагали, в видах осторожности, совершенно необходимым, прежде чем решиться на этот шаг, предварительно снестись с державами, подписавшими парижский трактат».

По всему видно было: революционное предложение канцлера заболтают, ограничившись оговорками и «дальнейшими рассмотрениями». Горчаков пошел ва-банк и вновь, только еще энергичнее повторил сказанное:

«Если действовать так, как здесь советуют, – сказал я весьма горячо, – то это значит отказаться от самой цели; это значит ничего не получить, ничего не добиться. Должно просто заявить всей Европе, что Россия, по отношению к Черному морю, разрывает Парижский трактат 1856 года, и таковым заявлением великий факт свершится».

Горячая речь Александра Михайловича произвела сильное впечатление.

«Я вполне согласен с князем Горчаковым», – сказал Александр Николаевич, вставая».

Это означало одно: император одобрил предложение канцлера и принял судьбоносное для России решение. «Таким образом, один из всего совета, властию и волею своею державною государь совершил великое деяние».

Дальнейшие события показали, что «время для этого выступления было выбрано Горчаковым исключительно удачно. Франция, главный «хранитель» условий трактата, потерпела военный разгром. Пруссия должна была стать на сторону России… В такой обстановке разгромленная пруссаками в 1866 г. Австрия вряд ли отважилась бы пойти на столкновение с Россией. Оставалась Англия, но она не могла и не желала воевать в одиночестве, это было известно. Горчаков, исходя из глубокого понимания международной обстановки, с уверенностью утверждал, что России не грозит никакая опасность. По словам его близкого помощника барона Жомини, он «предвидел возможность только войны на бумаге, газетной перебранки и прений в парламентах» (С.Н. Сергеев-Ценский).

В октябре 1870 г. Горчаков распространил через российских послов в Лондоне, Париже, Вене и Стамбуле циркулярную депешу, в которой говорилось, что «Россия не может долее считать себя связанной положениями трактата, которые ограничивают ее безопасность на Черном море», что она приступает к восстановлению арсеналов и военно-морского флота в Азовско-Черноморском регионе. При этом Россия подтверждала свое намерение соблюдать все остальные пункты Парижского трактата.

По отзывам дипломатов, «циркуляр Горчакова произвёл во всех европейских столицах впечатление разорвавшейся бомбы». В Англии, Франции и Австрии встретили это известие враждебно, но, как и предвидел Горчаков, всё их недовольство вылилось в словесную трескотню и бумажную переписку. К тому же Россию (как и предвидел Горчаков) поддержала «благодарная» Пруссия, по отношению к которой во франко-прусской войне Россия соблюдала нейтралитет.