100 великих тайн дипломатии

Это оказалось одно из самых нелепых и бессмысленных покушений в истории. В каком-то смысле Гершель Гриншпан даже помог гитлеровскому режиму избавиться от неудобного дипломата. Это называется «убить двух зайцев»: руками еврея убрать одного из самых гуманных работников посольства. И, конечно, режим не преминул этим воспользоваться. Так поступок Гриншпана привел к организации еврейского погрома «Хрустальная ночь». 9 ноября отряды вооруженных штурмовиков нападали на людей, грабили, сожгли 267 синагог и 815 магазинов, убили 36 человек и 20 тысяч арестовали.

О чем говорит поступок Гриншпана и его последствия? О том повсеместном предвоенном хаосе, в который оказалась ввергнута Европа 1930-х годов.

Аристократ и гестапо

Одной из самых загадочных жертв предвоенного, но уже очень опасного и жестокого времени стал Вильгельм-Эмануэль фон Кеттелер, барон из Вестфалии с крепкими и в то же время трагическими дипломатическими корнями. В его роду были офицеры и епископы, он же предпочел дипломатическую карьеру. Однако достаточно напомнить, что его дядя Клеменс фон Кеттелер, служивший послом Германии в Китае, был убит в Пекине в 1900 году во время «восстания боксеров», и дело его племянника Вилли фон Кеттелера приобретает какой-то зловещий оттенок, несмотря на то что родился он шестью годами спустя и своего дядю никогда не видел.

«Младоконсерватор»

Вилли фон Кеттелер появился на свет 15 июня 1906 года, окончил гимназию в Варбурге и престижный Мюнхенский университет. По своим взглядам он сформировался как консерватор, не принимавший ни коммунистов, ни национал-социалистов. Этот юноша жил прошлым и стремился сохранить германские ценности феодально-дворянского, патриотического и христианского мира, что в условиях зарождающейся «коричневой чумы» было достойно и неплохо, но совершенно идеалистично и недальновидно. Годы Веймарской республики требовали от молодых людей определиться заранее, с кем они пойдут дальше: примкнут к армии безработных сторонников Гитлера, готовых за рабочее место громить евреев-лавочников и вступать в НСДАП, или же возьмут курс на социалистические и коммунистические идеалы и вскоре пополнят собой ряды подпольщиков или эмигрантов. Разумеется, оба пути были не для молодого барона фон Кеттелера, который понимал элиту страны совершенно иначе – старомодно, то есть как происхождение, образование и верность этическим и эстетическим идеалам прошлого. Товарищи отзывались о нем как о «верующем католике, лишенном конфессиональной узколобости». Такие люди едва ли считают достойным и нормальным эмиграцию, бегство, уход от борьбы: это ведь их страна – так с какой же стати? Они скорее пулю себе в лоб пустят. А левые идеи или парады штурмовиков барон счел бы верхом пошлости. Это и определило в дальнейшем его судьбу.

Кеттелер заявил о себе как активный «младоконсерватор», стремившийся вернуть прежний облик Германской империи – абсолютистской державы, чуждой парламентаризму, либерализму, демократии, борьбе партий и союзов. По сути, он защищал интересы своего класса – аристократической и интеллектуальной верхушки старой Германии. Любые дебаты и демонстрации, любые популистские проявления они считали достоянием «плебса». Но азарт, тяга к политике, желание не сидеть в стороне, а действовать согласовывались с присущим знатной молодежи отсутствием чувства самосохранения и неумением предвидеть будущее. Новый век диктовал совсем другие законы, а Кеттелер был слеп и наивен. Этот человек, будучи молодым, уже опоздал родиться. Но иначе и быть не могло. Каждый человек задает себе вопрос: для чего он родился? И никто не хочет услышать в ответ: «Опоздал».

Уже в 20 лет он сблизился со своими земляками – фон Папенами, поэтому вполне естественным стал его карьерный рост к началу 1930-х годов, когда он сделался доверенным лицом Франца фон Папена, вице-канцлера Германии, а позднее – посла в Вене. Вторую половину 1932 года Вилли провел в Берлине и она стала для него особенно успешной: Кеттелер оказался в коридорах власти. Но нацизм был уже рядом.

Когда в январе 1933 года было сформировано коалиционное правительство, Кеттелера вновь взял к себе фон Папен, ставший вице-канцлером. Группа «младоконсерваторов», оказавшихся в канцелярии фон Папена, на полном серьезе мечтала о переустройстве страны и создании государства, похожего на старую Германскую империю.

Не стоит идеализировать «младоконсерваторов», но одно сравнение здесь явно напрашивается. В истории встречаются неожиданные параллели, и эти реформаторские мечты удивительно напоминают столичную российскую жизнь начала 1920-х годов, когда московская интеллигенция создавала дискуссионные клубы и театры, захлебываясь свободой и новыми возможностями, фантазировала на темы обновления жизни, строительства нового, лишенного предрассудков и недостатков государства. В преддверии ужесточения режима это тоже было игрой на краю обрыва – крайним идеализмом, детскими заблуждениями взрослых людей.