100 великих тайн дипломатии

В числе тех, кого было надо убить, оказались Юнг и Бозе. 25 июня 1934 года был арестован Эдгар Юнг. Его заперли в каземате на Принц-Альбрехтштрассе, потом выволокли из камеры, находящейся в подвале штаб-квартиры гестапо, и предположительно 1 июля 1934 года смертельно избитого бросили умирать в лесу около Ораниенбурга. Референт Папена по вопросам прессы Герберт фон Бозе был захвачен врасплох эсэсовцами 30 июня 1934 года на Вильгельмштрассе во дворце Борзига. Его застрелили в собственном кабинете, но выдали это за несчастный случай во время зачистки восставших штурмовиков. Но этой официальной версии противоречили другие сведения: Генрих Гиммлер лично отдал приказ об убийстве Бозе как своего личного врага. Гестапо потребовало кремировать Бозе, его спешно похоронили на кладбище Лихтерфельде. О том, кто был причастен к этому убийству, скажем чуть позже.

А что же вице-канцлер фон Папен, 55-летний наставник и заступник своих молодых сотрудников? Вот что он записал позднее в своем дневнике: «Больше всего занимал мои мысли вопрос, каким образом сообщить Гинденбургу о необходимости ввести чрезвычайное положение. Это поставило бы ситуацию под контроль рейхсвера и позволило нам провести настоящее расследование всего происходящего. У Кеттелера, одного из моих самых верных друзей и помощников, возникла, кажется, та же самая мысль. Он избежал ареста и отправился в одиночку в Нейдек, но когда добрался до расположенного неподалеку поместья, принадлежавшего господину Ольденбург-Янушау, то узнал, что состояние здоровья президента исключает всякую надежду на встречу с ним. Телеграмма с поздравлениями Гитлеру по поводу подавления мятежа, отправленная от имени Гинденбурга, ясно показывала, что он не имел никакого реального представления о развитии событий».

Далее Папен еще рассуждает на тему возможной изоляции Гинденбурга – уж не потому ли рейхспрезидент молчал? Это как Горки для В.И. Ленина или Форос для М.С. Горбачева – известный прием отстранения от власти. Да и сам Папен находился в тот момент под домашним арестом. Но даже в опасности он – облеченное властью лицо, фактически второе лицо в стране (Гитлер, понятно, уже не в счет, погромы – его рук дело). Но Папен самоустранился, не поехал восстанавливать порядок и справедливость. Он старше, опытнее и опасливее своих рьяных подопечных, он рассчитывал просто пересидеть Гитлера, надеялся, что все само собой обойдется, а в самые опасные моменты он отсидится в тени. Возможно, именно этот страх дал ему возможность дожить почти до 90 лет. Немецкий журналист-эмигрант Себастьян Хаффнер с возмущением писал: «Но что же тогда сказать о благородных аристократах, которые, подобно фон Папену, видят расстрелы своих друзей и сотрудников, остаются на своих постах, да еще и кричат «Хайль Гитлер»?» (книга «История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха», 1939)

В тени аншлюса

Вильгельм фон Кеттелер в тот момент выжил и повзрослел, у него уже не было иллюзий, но, увы, остались заблуждения.

В Вену он попал в августе 1934 года вместе с Папеном, и это тоже было спасением: Папена отправили в отставку и сделали послом в Вене, так что оба они могли находиться в красивой, старинной державе далеко от Берлина – не видеть и не переживать того, что там происходит. Кеттелер с радостью занимается налаживанием отношений между Австрией и рейхом, видит в этом свою задачу. Но покоя уже не будет. Кеттелер понимает, что австрийская пора лишь оттягивает страшное будущее.