100 великих тайн дипломатии

Как пишет в своем пособии доктор военных наук В.П. Егоров, «в XV–XVII веках в этом «обычае» было много своеобразия; в нем соединялись представления об идеале государства и наследие унизительной зависимости от Золотой Орды, церемониальные нормы удельных княжеств и элементы ритуала монгольских ханств и стран Западной Европы. Все составные элементы этого «обычая» были нацелены на укрепление престижа государства, имели смысловую нагрузку» (В.П. Егоров «Дипломатический протокол и этикет»).

Царь принимал послов в Грановитой палате со скипетром в одной руке и державой в другой. Иногда знаки царской власти стояли рядом с престолом московского царя. Сам царь сидел на престоле в «большом наряде», то есть в «саженой» шубе (усаженной золотом и самоцветами), кафтане из золотой парчи, шапке Мономаха и с золотыми цепями на груди. Такой наряд весил немало, и не все могли выдержать его тяжесть. Иван Грозный терпел, а его худосочный сын Федор Иоаннович и нездоровый Борис Годунов с трудом выносили такие аудиенции. Перед царем стояли молодые оруженосцы в белых кафтанах с серебряными топориками в руках. Вдоль стен сидели бояре.

Посла представлял («являл») один из окольничих. Посол совершал ритуальный поклон «от государя его пославшего» и вручал верительную грамоту (она называлась «верющая»). Грамоту принимал посольский дьяк. Христианские послы и их подчиненные допускались к целованию царской руки, мусульманским послам царь клал руку на голову, по отношению к равному себе царь прибегал к рукопожатию. После этой церемонии послы говорили краткую речь, посвященную цели посольства.

Очень важной традицией, ставшей предтечей современного демократизма, была демонстрация братских отношений. Термин «братство» в обязательном порядке применялся в дипломатическом языке. Так, например, во времена Василия III, в 1515 году, речь турецкого посла была подкорректирована московскими дьяками: в ней говорилось о любви и дружбе между правителями, но не было обязательного слова «братство».

И, конечно, послы вручали правителю подарки, чаще всего это были рукотворные произведения искусства – серебряная посуда и памятные сувениры.

В конце аудиенции предусматривалось угощение посла медом. В тот же день послов приглашали во дворец отобедать, причем на обеде часто присутствовал царь. В некоторых случаях царское угощение («почетный стол») отправлялось послу на подворье.

Еще через несколько дней посла ожидала вторая, более скромная аудиенция, посвященная деловым вопросам. Далее в Посольской палате они встречались с ответственными лицами, направленными вести переговоры. Договора скреплялись присягой, целованием креста и приложением печати. Царь договор не подписывал, и этот порядок держался до времен Петра I.

Итальянцы Фрязины

Фрязиными они стали потом, когда российская реальность потребовала русификации имен этих дипломатов итальянского происхождения, а древнерусское слово «фряжский» означает «европейский» или «итальянский». Так Джан-Батиста делла Вольпе и его племянник Антонио Джиларди превратились в Ивана и Антона Фрязиных.

Ныне Ивана Фрязина историки вспоминают редко, и в основном – как авантюриста, устроившегося на дипломатическую службу ради прибыли. Наверное, итальянская фамилия его определила это мнение, ведь Volpe означает «лисица». В связи с этим вполне справедливо мнение историка Б.Н. Флори о том, что отметившийся в старинной переписке Иван Лисицын Фрязинов – это и есть тот самый Volpe.

Дворяне родом из Виченцы были известны тем, что в середине XV века успели побывать в Восточной Европе, потом ездили к татарам и, наконец, появились в Москве, где, перейдя в православие, поступили на службу к Ивану III. Поначалу новоявленный Иван Фрязин служил при дворе монетным мастером, однако к нему часто обращались за советами, и вскоре он был востребован как путешественник, знаток иностранной жизни и переводчик.

В 1469 году папский легат Антонио Джиларди прибыл в Москву в составе свиты греческого дипломата Юрия Траханиота, посла кардинала Виссариона, с предложением брака Ивана III и Софии Палеолог. Идея заинтересовала вдового Ивана III, стремившегося восстановить положение России, пошатнувшееся за два столетия ордынского ига. Была у князя и вторая цель – закрепить свой авторитет среди бояр. Он доброжелательно принял посланника папского двора, чего не скажешь о боярах, противившихся иностранному, и прежде всего католическому, влиянию. Несмотря на православие византийских императоров, София Палеолог, как изгнанница, была сосватана римским папством, а это явно угрожало и московской православной церкви, и консервативному боярству.