100 великих загадочных смертей

Императора мемуарист, близкий к революционеру Н.Г. Чернышевскому, терпеть не мог. Савицкий участвовал в польском восстании 1863–1864 годов, а затем эмигрировал и мемуары писал за границей. Революционной пропаганде очень выгодно было изобразить ненавистника революции Николая Павловича самоубийцей, будто бы осознавшим крах своего царствования. А писал Савицкий свои воспоминания после смерти Мандта, так что лейб-медик никак не мог его опровергнуть. Но почему вдруг он стал бы делиться тайной смерти Николая с адъютантом цесаревича, с которым никогда в друзьях не был.

Медицинские документы дают вполне точную картину гриппа, осложнившегося крупозной пневмонией, летальность которой до изобретения антибиотиков была не ниже 90 %. Николай не очень доверял врачам и до последнего верил, что поправится, а врачи, которые побаивались своенравного монарха, не были слишком настойчивы, чтобы убедить недолечившегося Николая отказаться от губительных для него прогулок на морозе.

Версия о самоубийстве Николая I не соответствует действительности. Причиной смерти стало наплевательское отношение императора к своему здоровью, что было свойственно ему задолго до Крымской войны. Прогулки по морозу с незалеченным гриппом закономерно привели к осложнению в виде воспаления легких и быстрой смерти из-за отека легкого. Интересно, что сторонники версии самоубийства так и не смогли придумать название яда, которым будто бы отравился Николай.

Луиза Симон-Деманш

Луиза Симон-Деманш была парижской модисткой и московской купчихой. Но в историю она вошла как любовница русского драматурга и крупного помещика Александра Васильевича Сухово-Кобылина (1817–1903), которого её загадочная смерть вдохновила на создание драматической трилогии «Свадьба Кречинского», «Дело» и «Смерть Тарелкина».

Предполагаемый портрет Луизы Симон-Деманш. XIX в.

Луиза Симон-Деманш, прибывшая в Россию из Франции в 1842 году, проживала в пятикомнатной квартире, расположенной в доме графа Гудовича на углу Тверской улицы, которую для неё арендовал Сухово-Кобылин. Вечером 7 ноября 1850 года она вышла на улицу и не вернулась.

А.В. Сухово-Кобылин. Дагеротип 1850-х гг.

Сухово-Кобылин попытался организовать частные поиски: отправил курьера к даме, знавшей Луизу, посетил знакомых, у которых она могла появиться. Днём 9 ноября Сухово-Кобылин прибыл на заседание Купеческого собрания, нашёл там московского обер-полицмейстера Ивана Лужина и сообщил ему о тревоге за судьбу Луизы. Тот отдал распоряжение об опросе извозчиков, однако ни один из них не смог вспомнить пассажирку «в меховом салопе и шляпе». В тот же день казак Андрей Пётряков обнаружил неподалёку от Ваганьковского кладбища лежащее в сугробе тело женщины лет тридцати пяти, среднего роста, в клетчатом зелёном платье, шёлковых белых чулках и чёрных бархатных полусапожках. В ушах были золотые серьги с бриллиантами, на руках – кольца. Русые волосы, заплетённые в косу, были скреплены «черепаховой гребёнкою без одного зубца». В кармане убитой лежала связка ключей. Врачебный осмотр тела установил, что «кругом горла на передней части шеи находится поперечная, с рваными расшедшимися краями рана, длиною около трёх вершков». Возле тела сохранился санный след; судя по отпечаткам конских копыт, экипаж сначала свернул в сторону от дороги, а затем отправился в Москву. Вызванные на опознание крепостные крестьяне Сухово-Кобылина – Галактион Козьмин и Игнат Макаров – узнали в погибшей «иностранку Луизу Ивановну, живущую в доме Гудовича». Лужин обратил особое внимание включённых в комиссию лиц на поведение отставного титулярного советника Сухово-Кобылина, который в частном разговоре верно указал направление поисков пропавшей женщины, а также «многократно изъявлял опасения, не убита ли она». Полицию насторожило, что Сухово-Кобылин начал разыскивать Луизу уже 8 ноября, опасаясь за её жизнь, хотя ранее виделся с ней далеко не каждый день.