Но это все пустое, мелкие неприятности. Другое волновало художника, совсем другое. Когда титаническая работа была наконец-таки завершена и когда весь мир должен был ахнуть от увиденного на стенах храма, вдруг в душу Виктора Михайловича черной змеей закралось сомнение: «А вдруг все это напрасно, вдруг эти одиннадцать лет прошли впустую, вдруг я и другие пытались доказать недоказуемое?» Почему же так неспокойно было на душе художника?
«По меркам великого искусства умозрения в красках живопись Владимирского собора есть утрата духовной высоты Истины». Так о работе Васнецова и других живописцев говорили святые отцы. И каково было слышать эти слова Васнецову, который всегда был глубоко верующим человеком, просто не мыслил свою жизнь без Бога? И дрогнул художник, разуверился в своих силах. «Мне самому казалось в гордыне безумной, — писал Васнецов, — что именно я — и только я — понял дух древней русской живописи и еще, в несколько ином духе, Нестеров. Я сам думал, что я проник в дух русской иконы и что я выразил внутренний мир живописца того времени, что я постиг — это уж от гордости — технику этого старого времени. Оказалось, однако, что я глубоко заблуждался. Дух древней русской иконы оказался во много раз выше, чем я думал… Моя живопись — это только слабое отражение, притом еще выхолощенное, очень богатого мира древней русской иконы». А это ведь самое страшное для художника, да и для любого творческого человека — осознание того, что ты потратил время зря, понимание, что ты не достиг, чего хотел, и есть в этом мире то, что тебе не подвластно.
Позволим себе не согласиться ни со святыми отцами, ни со знаменитым художником. То, что создали во Владимирском соборе Васнецов, Нестеров, Врубель, другие художники, — это шедевр на все времена, неповторимое и непостижимое чудо.
В советские годы Владимирский собор назвали бы «долгостроем» (хоть это понятия и несовместимые — «советское время» и «строительство православного собора»). Действительно, еще в 1852 году по инициативе митрополита Филарета и согласно указам Священного синода и императора Николая I был начат сбор средств на строительство храма, посвященного крестителю Руси святому Владимиру Великому. Дело поначалу пошло споро — за семь лет удалось собрать 100 тысяч рублей, да еще настоятель Киево-Печерской лавры пообещал выделить миллион штук кирпича на благое дело. И в это же время петербургский архитектор Иван Штром разработал проект, поражавший воображение своей грандиозностью — огромный, о тринадцати куполах, собор должен был стать украшением Киева. Однако же не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Ста тысяч рублей и миллиона штук кирпича явно не хватало на грандиозный проект архитектора Штрома. Доработку проекта собора поручили киевскому епархиальному архитектору Павлу Спарро. Он уменьшил размеры храма, сократил число куполов до семи. Проект Спарро был принят к исполнению, однако архитектор неожиданно отказался от руководства строительством, сославшись на большую занятость.
Два года идея строительства Владимирского собора находилась в подвешенном состоянии, до тех пор, пока в 1862 году проект храма не перепоручили киевскому архитектору Александру Беретти. Наконец 15 июля 1862 года, в День святого Владимира, состоялась торжественная закладка фундамента Владимирского собора.
Через четыре года строительство здания храма было завершено, строители готовились к началу отделочных работ. И вдруг случилось непредвиденное — вследствие каких-то просчетов стены храма не выдержали собственного веса и дали трещины. Строительство Владимирского собора было законсервировано на неопределенный срок.
В 1875 году Киев с высочайшим визитом посетил государь император Александр II. Среди прочих объектов, осмотренных царем, был и многострадальный Владимирский собор. Заброшенный храм вызвал недовольство Его Величества, после чего последовало распоряжение немедленно продолжить работы по его строительству. Новый проект был разработан архитектором Владимиром Николаевым. Казалось, что строительство собора будет наконец-таки завершено. Но не тут-то было. Вновь возникли технические сложности, и вновь последовала смена главного архитектора. Рудольфу Бернгарду и его подчиненным пришлось очень долго бороться с грунтовыми водами, подтачивавшими фундамент собора.