100 знаменитых символов Украины

«Энеида» Котляревского

В се врем’я в рай боги зібрались
К Зевесу в гості на обід,
Пили там, їли, забавлялись,
Забули наших людських бід.
Там лакомини разні їли:
Буханчики пшеничні білі,
Кислиці, ягоди, коржі
І всякі-разні витребеньки, —
Уже, либонь, були п’яненькі,
Понадувались, мов моржі.

Или, например, вот это:

Венера, облизня піймавши,
Слізки пустила із очей
І, як собака, хвіст піджавши,
Пішла к порогу до дверей,
І з Марсом у куточку стала
З Зевеса добре глузувала;
А Бахус пінненьку лигав,
Із Ганімедова пуздерка
Утер трохи не з піввідерка;
Напивсь — і тілько що кректав…

Почтенная читающая публика была если и не шокирована, то, по крайней мере, весьма удивлена. Дело было не только в малороссийском наречии, хотя до сих пор ничего подобного на этом чудном языке написано не было. На рубеже XVIII–XIX веков все украинское входило в моду (не умаляя достоинств великого таланта классика, отметим, что во многом благодаря этой моде первые произведения молодого Николая Гоголя были благосклонно приняты читателями). И не в том, что автор перелицевал классическое произведение античной литературы, низведя греческих богов до уровня простых смертных, которые могут «понадуватись, мов моржі». Причем, не божественного нектара, а обычной горилки. Подобные пародийные переложения были довольно популярны в Европе, да и в самой России были не в диковинку. Ту же Вергилиеву «Энеиду» переделывали множество раз. И наличие простонародной речи, сдобренной местами весьма крепкими выражениями, тоже не слишком удивляло: русский читатель и не такое видел. Поразительным было то, что автор сумел совместить это в одном произведении. Причем сделал он это очень талантливо. Кто же так мастерски перелицевал Вергилиеву «Энеиду», кто сей пиит, чье имя красуется на обложке?

На излете лета 1769 года, 29 августа, в Полтаве в семье чиновника городской магистратуры родился сын Иван. Учился он у местного дьячка, а затем поступил в Полтавскую семинарию. Изучали полтавские бурсаки чтение и письмо, языки русский и латынь, философию, богословие всенепременно, а также поэтику, к коей отрок Котляревский имел немалые способности. Лет в 10–11 Ваня начал сочинять стихи, получались они у него легко и непринужденно, за что товарищи прозвали его «рифмачом». На уроках поэтики семинаристы изучали поэзию Вергилия, Овидия, Горация и других античных поэтов. И не просто изучали, а переводя и подражая на латыни великим пиитам древности, сами учились мастерству стихосложения. Так что увлечение поэтическим искусством и античной литературой у Котляревского было с детства.

Учеником сын полтавского чиновника оказался способным, и потому ему, в числе четырех лучших питомцев, предложили продолжить обучение в Петербургской Александро-Невской семинарии. Но церковного владыки из Ивана не получилось, судьба распорядилась по-иному. Когда Котляревскому не было и двадцати, скончался его отец, и Ивану пришлось прервать обучение. Он вернулся в Полтаву и стал служить в полтавских канцеляриях. Немногим позже он бросил государеву службу и подался на вольные хлеба — учительствовать в семьях окрестных помещиков. Разъезжая по Полтавщине и общаясь не только с малолетними панычами, но и с простыми крестьянами, Котляревский открыл для себя культуру украинского народа, самобытный и неповторимый его характер и удивительный по красоте и образности язык. Он часто бывал на народных праздниках и гуляниях, буквально впитывал в себя речь и песни, записывал обряды, верования и предания украинцев. В общем, почва была подготовлена — прекрасное знание античной поэзии, любовь к народному искусству и талант стихотворца должны были дать результат. Оставалось только взять перо, чернила, лист бумаги, сесть за стол и начать писать…