Оказалось, что все эти разговоры, поощряющие честное обсуждение, были всего лишь спланированной попыткой «выманить змею из норы». В ходе апрельского совещания некоторые сказали то, что на самом деле думали, и Мао решил, что они стремятся к власти. Угрозу, исходящую от «правых элементов», он описывал все более зловещими словами: «Противоречие между буржуазными правыми элементами и народом — враждебное, неразрешимое, смертельное». Неуверенность в себе и обида заставили Мао дегуманизировать своих критиков в гротескной манере: «Целая стая рыб сейчас сама всплыла на поверхность, и нет необходимости браться за удочку. Притом всплыли не обычные рыбы, а, вероятно, акулы с острыми зубами, которые тщетно пытаются уничтожить коммунистическую партию».
В этот неподходящий момент в июле 1957 года Неруда приехал в Китай во второй (и последний) раз. Несмотря на тучи, которые сгущались над головой отца, ему разрешили сопровождать поэта в поездке по юго-западной и центральной частям Китая. Ай Цин прилетел в Куньмин встречать Неруду и его жену Матильду, а также бразильского писателя Жоржи Амаду с женой Зелией, и все вместе они объехали Юньнань, Три ущелья и город Ухань.
Неруда потом вспоминал в мемуарах: «В Куньмине, первом городе после пересечения китайской границы, нас ждал старый друг, поэт Ай Цин. Его смуглое широкое лицо, сияющие озорством и добротой большие глаза, его быстрый ум — все предвещало удовольствие во время этого долгого путешествия».
«Как и Хо Ши Мин, — продолжал Неруда, — Ай Цин принадлежит к старой гвардии восточных поэтов, закаленных колониальным гнетом на Востоке и тяжелой жизнью в Париже. Выйдя из тюрьмы на родине, эти поэты, чьи голоса так естественны и лиричны, становились за рубежом бедными студентами или официантами. Они никогда не теряли веры в Революцию. Нежные в поэзии, но несгибаемые в политике, они успели вернуться домой, чтобы исполнить свое предназначение».
Но в Китае человеческое предназначение часто определяется политическими силами, а не личным выбором. Если верить Неруде, Ай Цин и другие его китайские друзья «ни разу не сказали и слова о том, что находятся под следствием, и не упоминали, что их будущее висит на волоске», и Неруда был в ужасе, когда, вернувшись в Пекин, узнал, что Ай Цин стал жертвой преследования. Отца не было в толпе провожавших Неруду. В следующий раз в культурных кругах Пекина он появится только через двадцать лет.
По всей стране проводилась кампания по борьбе с «правыми элементами». В Союзе китайских писателей все началось с очернения Дин Лин. Один за другим люди изобличали ее, называя «антипартийным элементом», обвиняли в капитуляции перед врагом или стремлении к независимости от партии. Коллеги, которые лишь недавно пожимали ей руку и весело болтали, теперь отворачивались от нее — пугающий пример того, как быстро люди способны сменить свою позицию.
Ай Цин, однако, вступился за Дин Лин. «Как вы можете быть такими бессердечными? — возмутился он. — Неправильно поливать своего товарища грязью, будто это закоренелый преступник. Фанатичные нападки неприемлемы». Эти слова не только не спасли Дин Лин, но и навлекли катастрофу на него самого. Отец разворошил осиное гнездо, и теперь на него налетели со всех сторон.
С начала июня до начала августа 1957 года Союз писателей провел двенадцать собраний, на которых присутствовало более двухсот членов партии и беспартийных авторов, чтобы разоблачить антипартийный заговор, который якобы возглавляла Дин Лин. В
Приближалась осень, и отец часто сидел за письменным столом в одиночестве, с потухшим взглядом, не произнося за день ни слова. Гао Ин стала поджидать почтальона на улице, чтобы успеть вырвать из газеты все статьи, где упоминали Ай Цина, и выбросить в мусорное ведро.
В декабре 1957 года партийное руководство Союза писателей решило исключить отца из Коммунистической партии и снять со всех постов. Эта новость привела его в отчаяние.
Однажды поздно ночью Гао Ин крепко заснула, держа меня на руках, как вдруг ее разбудил шквал громких ударов. Она побежала в кухню и застала там моего отца — от безысходности он бился головой о стену. Она крепко обняла мужа, по лицу его текла теплая кровь. В то ужасное время политическая жизнь для человека была главной, и без нее не было смысла жить.
После того как Ай Цина объявили «правым элементом», другие писатели стали шарахаться от него, как от чумы. Единственной для него возможностью пообщаться с кем-то было пойти в парк Сунь Ятсена и сыграть партию-другую в шахматы с каким-нибудь ротозеем, не подозревающим о его статусе изгоя.