1000 не одна боль

Я снова ковырнула в тарелке и подумала о том, что здесь, в этом мире, посреди цивилизации он кажется мне совсем чужим и далеким. Что в той пуствне, где Аднан походил на самого черта верхом на коне он почему-то оказывается был ко мне ближе….Наверное, я не ожидала, что на самом деле ибн Кадир настолько богат и у него настолько много власти. Вся эта роскошь после невероятной нищеты в пустыне вводила меня в ступор и заставляла чувствовать себя не в своей тарелке.

— Если нравится, почему ни куска не проглотила?

— У меня нет аппетита… Или я обязана есть? — подняла на него взгляд и как всегда захотелось тут же зажмуриться.

— Из-за меня? Придется привыкать завтракать в моем обществе, как обедать и ужинать.

Отпил апельсиновый сок и откинулся на спинку стула. На нем легкая очень тонкая белая рубашка, она почти просвечивает настолько нежная материя, ворот развязан и в нем видна его сильная шея и грудь покрытая темной порослью посередине. Вспомнилось, как ночью она щекотала мне щеку и мне это нравилось… краска прилила к лицу, и я отковыряла кусок омлета и отправила его в рот.

— Смотрю на тебя, Альшита, и понять не могу, чего тебе не хватает… Отношение не нравится? Нарядов мало? Любая другая рабыня или любовница была бы счастлива иметь то что есть у тебя. Но не ты… и я понять не могу что не так?

Я снова подняла него взгляд.

— А я не они… не могу в неволе жизни радоваться. Продаваться за побрякушки, за наряды эти… Я домой хочу. К маме и сестре с братом. Отца хочу увидеть. Я только об этом каждый день и думаю… может у твоих любовниц иные ценности и приоритеты, а у меня они такие.

Он склонил голову к плечу, внимательно за мной наблюдая.

— То есть, если ты увидишь свою семью ты будешь счастлива?

— Да!

Усмехнулся и снова отпил сок… Потом поставил стакан и подался вперед ко мне.

— Ты пока не заслуживаешь таких подарков, Альшита. Как и не заслуживаешь доверия. Ты ведешь себя, как строптивая лошадь или неумная… собака, которая постоянно норовит цапнуть руку хозяина, когда он ее кормит. Таких обычно сажают на цепь и дрессируют до полного повиновения… либо отстреливают.

Я тоже подалась вперед.

— Я не лошадь и не собака! Я — человек!

— А ведешь себя, как глупое животное… Людям свойственно пытаться приспосабливаться, а у тебя отсутствует даже инстинкт самосохранения. Будь на моем месте кто-то другой давно уже гнила б в песках долины смерти.

— Так почему. не гнию до сих пор? Лучше б мне сгнить, чем…

Наши взгляды встретились, и он вдруг схватил меня за воротник шелкового халата, дернул к себе и впился в мой рот своими губами пахнущими апельсиновым соком и жгучей страстью. Я пыталась вырваться, но он схватил меня за талию и затащил на стол, разбрасывая тарелки в разные стороны, распахивая полы моего халата, приподнимая мою ногу под коленом и быстро расстегивая джинсы с каким-то животным остервенением наваливаясь на меня сверху.

Когда вошел в мое тело я приготовилась к боли и стиснула его бедра коленями, но боли не было и в этот раз… но не было и возбуждения. Но ему это не нужно. Я видела по выражению лица — меня наказывают и клеймят, и ему плевать, что я сейчас чувствую.

— Поэтому… потому что трахать тебя хочу, поэтому жива…

Прорычал он, вколачиваясь в меня и с яростью глядя мне в лицо. На этот раз не было никакой ласки, никакой нежности.

— Мне… мне не нравится, — прошептала я. Впиваясь в его плечи.

— А тебе и не должно нравится. Мне хорошо. Вот что важно… Ясно?

Я смотрела ему в глаза, а он мне, пока не кончил вот так на одном из резких толчков. Стащил меня со стола, как тряпичную куклу, поправляя полы халата, а я ощущала, как ненависть возвращается с новой силой и пульсирует в висках.

— Пошла в ванну. Я без тебя дальше есть буду. Чтоб через полчаса была одета — мы уезжаем в Каир.

— Я…

— Я не спрашивал твоего мнения. Давай. Пошла в душ.

Как же быстро менялось его настроение от смеха и веселья до вот такой мрачной раздраженности. Иногда мне казалось, что он меня ненавидит не меньше, чем я его. Я стояла под теплыми струями душа, смывая с внутренней стороны бедер его семя и смотрела на мраморные стены, на свое отражение в них… А что если он прав и я превращаюсь в животное с которым можно делать что угодно? Что если я уже не человек?

А ведь я могла бы попытаться… могла бы попробовать быть с ним другой и может тогда я смогла бы сбежать. Как он сказал? Я не заслуживаю доверия? А что если мне это доверие заслужить?

Мочалка медленно скользила по телу, пока я думала о том, что должна измениться. Иначе мне здесь не выжить. Я должна, обязана попытаться… Аднан ибн Кадир всегда держит свои обещания. И если он пообещает мне встречу с семьей он ее осуществит. Значит я должна сделать все, чтоб эту встречу заслужить.