1000 не одна боль

Аднан подошел ко мне и стало еще тише, когда он взял меня за руку и… повел в сторону своего отца и братьев. Вокруг начали тихо шептаться, переглядываться и ненависть буквально зависла в воздухе насыщая его ядом. Потом я узнаю, что действительно должна была сидеть в самом конце стола, куда иногда позволялось сесть любовницам шейха и мужской половины его семьи. Но Аднан вел меня совсем в другую часть стола и это не нравилось присутствующим здесь гостям. Кадир смотрел то на меня, то на своего сына, чуть прищурив угольно-черные глаза и тихо разговаривая с пожилым мужчиной, сидящим по его правую руку. На этот раз его взгляд сверкал любопытством, и он поглаживал длинными пальцами седую бороду, не сводя с меня своих страшных черных глаз.

Зарему я увидела, когда мы подошли еще ближе и невольно напряглась всем телом, она стиснула челюсти и с дикой яростью выжигала на мне рваные раны и порезы, я их ощущала каждой молекулой своей кожи, если бы она действительно могла это делать одним лишь взглядом я бы уже истекла кровью. Я приостановилась, когда поняла, что мне придется сесть рядом с ней, но Аднан сильно сжал мои пальцы и слегка дернул мою руку.

Когда я села на массивный дубовый стул, ощущая тошнотворный сладковатый запах его жены, то с удивлением осознала, что она сидит слева от меня. Разве жена не должна быть рядом с мужем? Аднан уселся возле меня и среди присутствующих прокатился рокот недовольства, а Зарема уронила вилку в тарелку и в тишине это походило на выстрел. Какое-то время еще все молчали, а потом разговоры возобновились снова. У меня в горло кусок не лез, я чувствовала, как там сухо и все стиснуло невидимым ошейником. Аднан же напротив ел с огромным аппетитом, и я ощущала под столом исходящий от его тела жар. Как, впрочем, и кипящую, словно раскаленную ртуть, Зарему. Она тоже не ела. Постукивала вилкой о тарелку и крутила ее в тонких пальцах.

— Ешь, дочка, ешь, Зарема, эти блюда специально для тебя готовили, — послышался старческий голос, и я едва взглянула на женщину, сидящую возле шейха, ту самую со страшным взглядом, одетую во все черное.

Дочка, значит… ну я даже не сомневалась. Я вряд ли для них когда-нибудь дочкой стану, да мне это и не надо. Чужие мне они. Враги. Я кожей это чувствую. У меня своя мать есть и им ее никогда не заменить.

— Я не голодна, мама. Аппетит пропал. Жарко сегодня, наверное.

Я снова ощутила, как та женщина на меня посмотрела и невольно выпрямила спину, хотя ужасно хотелось залезть под стол.

— Ничто не должно портить аппетит законной жене младшего сына самого шейха. Никто недостоин таких жертв, — я внутренне напряглась и стиснула салфетку, — Ты сосуд, который выносит ему наследников, а сосуд должен быть в прекрасном состоянии.

— Конечно, мама, вы правы. Как и всегда.

Одна змея намекнула другой, что я здесь никто. Я прекрасно это поняла. Все это поняли. И вдруг ощутила, как рука Аднана легла мне на колено. И почему-то именно в этот момент меня это успокоило.

Послышался бархатистый низкий голос Кадира, он встал со стула и Аднан тут же поднялся со своего.

— Приветствую тебя дома, сын. Для нас всегда большая радость дождаться твоего возвращения после такого долгого отсутствия. Фатима и твои сестры ждали тебя с огромным нетерпением, как и твоя жена — Зарема, которая спрашивала о тебе каждый день.

Кадир нарочно подчеркнул последнее предложение и посмотрел на меня потом снова на сына. И даже мне был понятен смысл этого взгляда — он вопрошал какого дьявола Аднан посадил рядом с собой какую-то девку, а не свою жену. И этот такт с которым эта фраза была произнесена полоснул по нервам намного сильнее, чем сам факт моего низкого положения при сыне шейха и факт, что каждый в этой зале знал кто и что я… Знали, что я всего лишь царская шлюшка.

— Прекрасный стол накрыт в мою честь, отец. Я несказанно рад снова оказаться дома. Фатима, как всегда, своей умелой рукой умеет навести уют и устроить грандиозный праздник. — я ожидала, что он скажет о Зареме, но Аднан замолчал, и кивнул старшей жене шейха, та улыбнулась, но глаза ее оставались такими же до дикости жуткими.

Отец усмехнулся, и я не могу сказать, что его усмешка не была довольной. Он, явно, любил своего сына… на него он смотрел как-то иначе. В его горящих углях появлялся мягкий и теплый блеск, который вызывала удивление, что даже я ее замечаю.

— Я слышал у нас мог открыться новый торговый путь, сын? Ты ведь порадуешь меня хорошими новостями?

— Не мог. А он обязательно откроется в ближайшее время.

— Я верю, что так и будет, сын. — снова перевел взгляд на меня, заставив поежиться, — садись праздновать и не забывай нахваливать блюда, выбранные нашей дорогой Фатимой.

Я посмотрела на свою тарелку и… мне почему-то, как и Зареме перехотелось есть. Аднан сел на свое место и посмотрел на меня, улыбаясь уголком рта, тихо прошептал по-русски.

— Ты очень красивая в белом, Альшита… ты, как снег. Мой снег.