— Ревность — это сердце самой любви, Альшита. Нет ревности без любви, а любви без ревности. Они единое целое, — наклонился, преодолевая сопротивления и скользя щекой по моей щеке, вызывая этой нежностью трепет во всем теле, — глупая, маленькая, зима. Ничего ты не понимаешь, — шепот щекочет мочку уха и пальцы, впившиеся в его плечи ослабевают и руки невольно тянуться обхватить мощную шею, чтобы привлечь к себе. — Можно соблазнить мужчину, у которого есть жена, можно соблазнить мужчину, у которого есть любовница, но нельзя соблазнить мужчину, у которого есть любимая женщина!*3
Сердце дрогнуло так болезненно, что показалось оно ударилось о ребра и разбилось, руки невольно взметнулись вверх и зарылись в короткие густые волосы на его затылке.
— Тоже любишь Омара Хаяма? — и сама невольно потерлась щекой о его щеку. Впервые не колючая, а гладко выбритая и так умопомрачительно от него пахнет страстью.
— Ана Ба-хеб-бек… Альшита*4
Вздрогнула и резко отстранилась назад, не веря своим ушам и глазам. Тяжело дыша и чувствуя, как покалывает кончики пальцев на руках и ногах. Он ведь не мог такое сказать. Этот монстр. Он ведь не знает, что это такое… не может знать. Но этот взгляд… я под ним превращалась в горящий воск, который тает и плавится. Наклонился к моим губам и потянул нижнюю своими полными и горячими губами, потом верхнюю. Заставляя в изнеможении закрыть глаза и тихо выдохнуть.
— Хочу, чтоб моей была, моя ледяная девочка… полностью моей… каждый кусочек твоего тела, каждый миллиметр, чтобы принадлежал мне, душу твою хочу… сердце. — жарко шепчет прямо в губы и пальцы длинные мои волосы на затылке перебирают даже не знаю, когда успел стянуть с меня головной убор, — чтоб ни одна псина ни словом, ни взглядом не оскорбила и не унизила.
Снова губы мои нашел и так мучительно нежно терзает их, толкаясь языком о мой язык, медленно сплетая с ним, лаская так трепетно, словно выпрашивая что-то… словно каждым движением губ подтверждая свое невероятное признание, сжимая мое лицо руками. Порабощает мою волю, ломает сопротивление, сжигает ненависть, выворачивает мне душу наизнанку, и я как пересохшая губка впитываю каждую ласку, каждое слово.
— Станешь моей, Альшита? Станешь по доброй воле?
И очарование вдруг разбивается о скалы реальности… перед глазами появляется лицо Заремы, искаженное ненавистью… всплывают слова его мачехи о том, что чтить и вторую жену должен. После брачной ночи со мной он к ней пойдет? Какая из куриц первая яйцо снесет будет ждать. Как же это унизительно. Я не смогу с этим смириться никогда!
— Нет! Никогда не стану!
Прозвучало как выстрел, оглушило нас обоих. Аднан отпрянул от меня и изо всех сил ударил кулаками возле моего лица.
— Почему! Кус ом оммак! Почему?!
— Потому что чужая я и вы мне чужие, страна твоя. Люди в ней, ты. Никогда моим все это не будет, и я твоей никогда не стану!
Ударил еще раз в стену, и я вздрогнула, зажмурившись.
— Станешь! Не по доброй воле так насильно! И веру примешь! Нет пути назад — все уже слышали! Я скорее убью тебя, чем откажусь от своих слов.
— Убей… потому что я не соглашусь.
Сдавил мое лицо изо всех сил и толкнул назад так что ударилась затылком о стену, от былой нежности и следа не осталось она испарилась, как и не было никогда.
— Не провоцируй меня, не подхлестывай. Не буди во мне чудовище. Ты не знаешь на что я способен и пока что я всего лишь угрожал и пугал тебя… Настя Елисеева! Ты ведь не хочешь, чтоб твою маленькую сестру нашли в одном из борделей Египта? Или чтоб мать с отцом нечаянно сбила машина или зарезал обезумевший араб на улице? Ты ведь не хочешь, чтоб я показал тебе что такое ад и что такое ломать человека? Ты меня совсем не знаешь! Ты видишь то, что я тебе показал… ты не хочешь узнать на самом деле, что я могу сделать с тобой и с каждым, кто тебе дорог. Не буди это во мне… не порождай то, что я потом не смогу остановить!
У меня все похолодело внутри еще когда он назвал мою фамилию, дрожь сменилась ознобом и болью в груди. Я смотрела ему в глаза и только сейчас понимала, что он прав. Я совсем не знаю его, я действительно не имела представления какое он чудовище.
— Ты не сделаешь этого…
— Сделаю! Моя честь дороже жизни твоей родни. Поэтому ты согласишься. Добровольно и с улыбкой на губах сменишь веру и станешь моей женой по всем бедуинским законам и правилам, а потом и по египетским.
— Ты лжец… ты не умеешь любить. Твои слова о любви лицемерны и отвратительны. Любящий человек никогда бы не причинил боли тому, кого любит. Никогда бы не заставил… это так низко.
Вдавил меня в стену и прорычал мне в лицо:
— А у любви нет гордости и самолюбия! Только эгоизм! Ты ошибаешься в ней, ты смотришь на нее сквозь розовые очки. Не знаю какую любовь ты себе нарисовала в голове, но моя слишком жадная и жестокая, чтобы корчиться от боли в одиночестве. Завтра ты примешь ислам. Через неделю станешь моей женой. Игры окончены. Не хочешь быть покорной — я тебя сломаю. Не хочешь любви — получай боль. Я тебя в ней утоплю!