Все изменилось… Для меня и для него. Те дни, когда я мучилась от диких болей и металась на кровати я все слышала и все чувствовала. Никогда и никто не делал для меня того, что сделал Аднан. Но я осознала это не сразу… А лишь потом, когда выхаживал меня как маленького ребенка. И у меня внутри все щемило от нежности к нему, такому огромному, непримиримому и страшному и в тоже время ласковому и упрямому. День за днем, час за часом, минута за минутой он завоевывал мое сердце, он отбирал его огромными кусками и жадно присваивал себе. Каким-то образом он вдруг заменил мне всю Вселенную и стал ею сам. Здесь, на краю мира, где все остальные блага меркнут перед человеческими качествами и искренностью я поняла, что он на самом деле меня любит так, как никто и никогда не любил… и я… и я люблю его. Давно люблю. Только сейчас эту любовь больше не омрачает лютая ненависть и желание сбежать от него за тысячи километров. Нет, сейчас мне хочется прятаться за его сильной спиной, и я точно знаю, что он никогда и никому не позволит меня обидеть и причинить мне зла… Есть конечно еще очень много всяких «но» очень много того, с чем мне тяжело смириться и принять, но я уже готова об этом подумать.
И каждый раз, когда Аднан уезжал у меня внутри поднималось ненавистное ощущение пустоты. Мерзкое сосущее чувство тоски и страха. Без него было слишком тоскливо, слишком не так. Около месяца мы прожили в той пещере, если не больше. Я не могла считать там дни да мне и не хотелось. Джабира оставила нас вдвоем, уехала, не сказав куда. Конечно Аднан знал, я в этом уверена, а я не интересовалась. Мне стало слишком хорошо, чтобы думать о других. Я эгоистично наслаждалась теми крупицами счастья, о которых даже не подозревала и ни разу не испытывала.
Но иногда это счастье все же омрачало понимание, что эта жизнь похожа на разноцветный мыльный пузырь, который может лопнуть в любую секунду.
Аднан живет иной жизнью. Он постоянно воюет, постоянно рискует жизнью, уезжает далеко в пески и возвращается через несколько дней, приставив ко мне охрану… И мне всегда страшно, что там, где меня нет рядом с ним может что-то случится и на этом мое счастье исчезнет и растает. Но он этим жил, а я живу с ним и значит должна научиться принимать его таким, какой он есть. Я больше не думала о возвращении домой. Я вдруг осознала, что изменилась за это время и прежней уже не стану и не захочу стать….А еще я точно знала, что хочу быть рядом с ним. Не смогу больше без его зеленых ядовитых глаз. Без его нежности и порывистой страстности. После того как Джабира вернулась к пещере приехал Рифат и целый отряд бедуинов. Они разбили лагерь недалеко от барханов. И я понимала по обрывкам разговоров, что скоро грядет тот самый бой с Асадом. Тот, который Аднан пообещал своему отцу.
И я ужасно боялась этого боя. Не знаю почему. До суеверной дрожи во всем теле. Мне не хотелось отпускать его. Не хотелось отдавать войне, которой могло и не быть. Аднан много рассказывал мне в эти дни о своей жизни здесь, о вражде с Асадом и о ее последствиях и я была безумно ему благодарна за то, что он доверял мне то, что обычная бедуинская женщина не должна знать.
Днем, когда отряд уходил куда-то вглубь пустыни Джабира учила меня готовить на углях, печь лепешки, доить верблюдиху и стирать вещи так, чтобы экономить как можно больше воды. Первые лепешки я сожгла, вторые получились твердыми, как камень, но Аднан грыз их и запивал чаем из трав, а Джабира посмеивалась, куря свою вонючую трубку и потряхивая седыми космами над огнем.
— Что смеешься, старая? — спрашивал Аднан и сжимал мою руку, поглаживая своими пальцами мои.
— Смеюсь над тем, какими дураками становятся влюбленные мужчины.
— Ну мне хватит ума склонить тебя над этим костром и слегка подпалить твои волосы.
— Для этого много ума не надо.
Потом он уводил меня в пещеру и сводил с ума своей ненасытной жадностью. Заставляя забывать обо всем кроме его объятий и жадных поцелуев. С каждым разом он все меньше сдерживал свой темперамент, а все меньше хотела, чтобы он сдерживался. Я вошла во вкус, я превратилась в существо, жаждущее удовольствий и точно знала, что он может мне их подарить. Бывало мне казалось, что сейчас он превратится в дикого зверя и сожрёт меня… но Аднан никогда не причинял мне боли, хотя наша страсть и была всегда на грани удовольствия и страданий. Но мне нравилось… нравилось, когда он набрасывался на меня голодным хищником и рычал от нетерпения иногда терзая меня до самого утра, а потом мы лежали в темноте и он гладил мою спину и голые плечи, рассказывая о своей матери. Я любила, когда он говорил о ней, потому что он менялся и становился нежным в тот момент, менялся даже тембр его голоса.
— Когда я вернусь после вылазки на Асада ты примешь ислам и станешь моей женщиной по-настоящему?
Неожиданный вопрос, заставший меня врасплох и ощущение его цепких пальцев на своем плече.
— И буду второй женой? — тихо спросила и замерла в ожидании его реакции.
— Ты всегда будешь единственной, Альшита. Я разведусь с Заремой и очень скоро.
— Правда?