101 разговор с Игорем Паниным

– Уверен, что нет. Хотя многие поставлены на грань выживания. А некоторые сгинули вовсе – тот же мой «Литобоз». Надо признать, что из меня получился хреновый управленец. Выпуски, которые я тогда делал, все нахваливали. Ныне они на форумах букинистов как величайший раритет фигурируют. А вот удержать журнал на плаву не получилось – основной круг подписчиков состоял из библиотек, а у них после дефолта денег ни на что не было. Теперь ситуация чуть полегче. Мне кажется, что без толстых журналов будущее отечественной словесности окажется под вопросом. Это, по сути, давно уже национальное достояние – как академические театры. Какая-то поддержка – государственная ли, спонсорская – им, конечно, необходима. Как необходим и поиск новых форм сосуществования с пространством интернета. Все они так или иначе этим занимаются. Все они разные, я к ним по-разному отношусь – но они есть, и каждый обладает собственным лицом. Полагаю, более насущна проблема выживания журналов в провинции – потому что без «Дня и ночи», «Волги», «Урала», «Сибирских огней» русская культура оскудеет больше, чем без столичных изданий.

– А какой будет русская литература лет через …дцать? У вас как историка литературы, наверное, есть какие-то предположения на этот счёт?

– Прогнозы неутешительные. Нашему поколению суждено было пережить гибель страны и привыкать к бытованию в новой реальности. Кто-то попросту не смог с этим справиться. Так, сначала отказался от стихов, а потом и от жизни самый, наверное, мощный поэт нашего поколения, мой друг Денис Новиков. В какой-то момент само писание стихов стало представляться занятием бессмысленным. Уровень «белого шума», создаваемый армией интернета, заглушил немногие голоса, пытающиеся транслировать внятную и выстраданную информацию. Ничего необычайного – мало кто из больших поэтов был услышан при жизни, обратных же примеров множество. Но раньше у пишущего оставалась хотя бы надежда на «провиденциального собеседника». В нынешней ситуации, когда само существование поэзии поставлено под вопрос, многие уже не в состоянии справиться с перспективой абсолютной глухоты. Попытка проломить головой каменную стену подразумевает – пусть ничтожный – но шанс на успех. Ватную стену проломить невозможно.

– Издательской деятельностью занялись чисто из любви к искусству или имелся ещё и коммерческий интерес?

– Коммерции никакой. Просто, на мой взгляд, в основе механизма культуры лежит благодарность. Ты благодарен стихотворцам, без которых тебя самого не было бы, – и пытаешься посильно вернуть им долг. Помимо Бродского, я издавал стихи поэтов «филологической школы», сейчас работаю над томом Левитанского для «Библиотеки поэта», над полным собранием Уфлянда. Это нормальное проявление внутрицеховой этики. Так, Боккаччо издавал сочинения Данте, а Элиот – английских поэтов-метафизиков.

– Но поэтом-то быть не перестали?

– Надеюсь, нет. Подборки время от времени выходят, потом их по блогам интернетные пользователи растаскивают, я какие-то тёплые отклики получаю. Хотя дожить до выхода третьей книги стихов, похоже, шансы невелики.

Три обязательных вопроса:

– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?

– Можно отшутиться: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива». Читатель для пишущего – зеркало. Изъяны амальгамы – ничто по сравнению с собственной монструозностью. Ну а если серьёзно, на мой взгляд, в мире (не только в России) происходит антропологическая катастрофа и последствия её непредсказуемы.

– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?

– Никто из настоящих писателей, сидя за столом, о читателе не думает. Ведь смысл творчества заключается не в кропании стихов или романов, а в работе автора над созиданием себя самого. Если она будет успешна – есть надежда, что и написанному им уготована долгая жизнь.

– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?

– На хрена, если всё так плохо, я продолжаю этим делом заниматься? Отвечаю: культура, как бы её ни оплакивали, исхитрялась выживать и в более неблагоприятные времена. Достаточно вспомнить о крушении Римской империи и тёмных веках, пришедших на смену Античности. Кто в ту пору мог помыслить, что – несколько столетий спустя – станет возможной эпоха Ренессанса?

«Литературная газета», 25 декабря 2013 г., № 51–52