101 разговор с Игорем Паниным

– Ну, вот правительство России вас заметило (и отметило). Хотя, думается, если оно примет вашу философию как руководство к действию, мы окажемся в такой метафизической реальности, которую и самому Мамлееву не придумать…

– Сформулирую ответ таким образом: в каждом серьёзном учении должен быть аспект метафизический, трансцендентный, чисто духовный, но одновременно и аспект, касающийся нашей жизни на земле. В Древнем Китае эти два аспекта были выражены в удачном сочетании даосизма и конфуцианства, что обеспечило Китаю стабильность и выживаемость на протяжении тысячелетий. Но, естественно, эти два аспекта могут быть воссозданы в одном учении. Они должны дополнять друг друга. В «России Вечной» метафизический аспект обозначен довольно подробно и многозначно. Но в книге обозначено и конкретное видение нашей России на этой земле. Это главы «Великая Россия» и «Россия земли и духа», а также ряд сопутствующих статей. Прежде всего в них даётся, с моей точки зрения, идеальный, но вполне зримый образ России с вполне определёнными чертами разных сторон современной жизни. Но прежде чем обрисовывать здесь этот целостный облик, я отметил, каким образом эта, идеальная с моей точки зрения, Россия может быть осуществлена. И понятно, почему так: только руководство страны обладает полной информацией о том, что происходит в России и в мире. И, следовательно, только оно может выбирать путь к тому или иному осуществлению. Но всё-таки и для нас, не обладающих такой полной информацией, есть возможность высказать ряд соображений.

– Ваш первый и, пожалуй, самый знаменитый роман «Шатуны», написанный в 1966 году, неподготовленному человеку читать крайне сложно…

– Я бы ответил так: во-первых, зло, согласно всем традиционным религиям, не только присутствует в человеке, но является существенной частью его природы. Вся мировая литература наполнена изображениями самых чёрных сторон человеческой жизни. Но то, что реально произошло в XX веке, – пред этим бледнеют все изображения зла в мировой литературе. Писатель имеет право раскрывать эту чёрную реальность, ибо без познания зла нельзя прийти к истинному свету. Что касается романа «Шатуны», то это в действительности фантастический роман, ибо его герои – не совсем люди, мотивация их поступков иная, чем у людей. Они, эти герои, хотят понять и войти в ту сферу, которая лежит за пределами человеческого разума. Отсюда их сдвиг. В моих же последующих романах в основном начинает доминировать светоносное начало.

– Вы себя в русской литературе ощущаете Кафкой, Джойсом, кем-то ещё? Может быть, пророком, которого Отечество в итоге признало?

– Теперь, в конце жизни, я могу изложить совершенно конкретные черты идеальной (по моему мнению) России, описанной в главе «Великая Россия» книги «Россия Вечная». Лучше всего, конечно, прочесть главу, но если совсем коротко, то эти принципы основаны на сочетании экономического динамизма и социальной справедливости, суверенитета и открытости по отношению к миру: демократия и преемственность, обороноспособность и поиск мира и сотрудничества и т. д. Кроме того, важнейшей чертой является духовная составляющая, ибо именно она определяет характер будущей российской цивилизации. Значение православия, конечно, неоспоримо. Духовная составляющая – это именно то, что соединяет Россию земную с Россией Вечной. Наконец, отметим такую черту, как открытость, мудрость и гибкость по отношению к глубинным неожиданным открытиям, поворотам, которые могут глобально изменить лицо мира… Кто я – решать вам.

Три обязательных вопроса:

– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?

– Я думаю, что критики ошиблись. Начало XX века – это время Чехова, Леонида Андреева, Мережковского, Горького, Фёдора Сологуба. В 70-х годах XIX века критики тоже писали, что «со смертью Пушкина и Гоголя русская литература кончилась», а ведь это было время расцвета творчества Толстого и Достоевского. Да, литература, как и Восток, дело тонкое. Считаю, что и в начале XXI века литература наша не измельчала. Мелкотемье было всегда… И сейчас, я думаю, есть те, кто победит время.