101 разговор с Игорем Паниным

– Как раз то. Заочное не обременяло нисколько, адва месяца в Москве, весной и осенью, это было подарком. Литинститут с его общежитием был большим творческим котлом, в котором всё варилось, взаимодействовало, взаимоусваивалось. На нашем потоке учились Николай Коляда, Леонид Костюков, покойный Михаил Новиков… Ради одного только знакомства с костромичом Евгением Шиховцевым стоило поступить в институт. Туда, и именно на заочное, как магнитом, тянуло со всей страны просто удивительных людей, часто талантливых, часто с тараканами в голове. Мы поступали вместе с Геннадием Григорьевым, и оба знали, что по неписаным правилам из Ленинграда на поэзию брали только одного, а Анатолий Жигулин взял в семинар к себе нас обоих. Вы знаете стихи Геннадия Григорьева? Прекрасный поэт. Из числа «беспокойников». И вот его нет в живых, а я – член жюри Международной поэтической премии его имени.

– Вас нередко сравнивают с Борхесом. Подобное сравнение льстит? Может, раздражает?

– Это от Курицына пошло, он вроде того написал, что Носов «просто ушиблен идеей сниженной борхесианы». Стало быть, тут не столько сравнение, сколько, кажется, противопоставление. Не знаю, никогда за собой таких идей не замечал. Но мало ли с кем автора соотносят, должно ли это его волновать? А если бы меня с Шекспиром сравнили, неужели бы я спать перестал?

– А с кем бы сами себя сравнили? Нет, даже не так – на кого хотели бы быть похожим?

– Это, наверно, банально прозвучит, но на себя. Говорить своим голосом это и есть самое важное. То есть о чём бы ни говорил автор, оно должно звучать максимально естественно. Даже если автор по какой-то причине посчитал нужным встать на голову.

– Вы автор книги «Тайная жизнь петербургских памятников». А с чего такой интерес к краеведению? Или он был всегда?

– Просто увлёкся. Бывает, я вслед за своими героями чем-нибудь увлекаюсь без меры. В «Музее обстоятельств» описал свою квартиру, а впрочем, она стоила того – наша семья прожила в ней восемьдесят лет. Ну вот и на памятники посмотрел по-своему, и стало самому интересно, как это я на них смотреть догадался. Для меня они замечательны вне зависимости от их художественных достоинств и исторической ценности. Важно другое – у каждого своя история взаимоотношений с людьми. И когда касаешься существа этих порой причудливых контактов, само собой выходишь на большие и важные темы. Только я бы не стал это называть краеведением. Краеведение – научная дисциплина. Я же методологически не краевед. Меня больше интересует психология памятников, а эту пионерскую дисциплину научной вряд ли признают. Даже если в основу положен материал наблюдений за такой своеобычной популяцией памятников, каковой являет себя петербургская популяция.

– То есть это такой питерский патриотизм?

– Да нет же. Просто живу среди памятников, вот и всё. Если бы я жил в другой местности, нашёл бы там что-нибудь специфически достопримечательное, от чего бы мог оттолкнуться для своих обобщений. Говорю о символическом обживании места, с которым так или иначе связываешь свою жизнь.

Три обязательных вопроса:

– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?

– Да то же сказать можно, что и всегда говорилось, включая начало ХХ века, – то есть ничего определенного из того, что имеет отношение к реальному положению дел. Чтобы рассмотреть современников, надо взглянуть на них из завтрашнего дня. А мы находимся под обаянием брендов и давлением шумов повседневности.

– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?

– С литературой, как формой познания действительности, все меньше связывают ожиданий, соответственно и «властителей дум» здесь не ждут, находят в иных сферах. Сам бы я, наверное, мог писать «в холостую», потому что есть опыт: из того, что было написано мною четверть века назад, многое только сейчас находит читателя. Но по большому счету это не правильно, конечно. Литература без читателя возможна в той же степени, что и мозг без человека.

– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?

– На вопрос о смысле бытия человеческого. Я бы очень хотел ответить на этот вопрос. Но попробуй-ка на него ответь…

«Литературная газета», 13 февраля 2013 г., № 6

Пирожки с котятами