101 разговор с Игорем Паниным

– Ну, я могу сказать, что в русском языке рифма себя далеко не исчерпала. Появляются новые и новые, составные, неравносложные. Я сам придумал немало рифм, не встречавшихся до меня в русской поэзии. А вот рифмовать «кровь» с «любовью» – это тот же самый поход на дискотеку в цилиндре и смокинге.

– В верлибре многое зависит от ритмики. Вы попробуйте хоть одну фразочку убрать, хоть одно слово переставить у Уитмена – не получится. Но я, впрочем, пишу и рифмованные стихи, если говорить о моих оригинальных текстах. Я не учился в Литинституте, но кто мои учителя? Классики, в том числе и русские: Пушкин, Лермонтов, Блок, Маяковский, извините за нескромность. Что такое поэзия? Это концентрированная эмоция. А уж в какой форме она выражена – верлибром или рифмованным стихом – неважно. Главное – уметь её выразить.

– Насколько мне известно, ваш прадедушка с отцовской стороны был первым переводчиком произведений Льва Толстого на немецкий. То есть ваша семья уже давно соприкасается с русской культурой?

– Да, дедушка переводил Толстого. И мировая премьера пьесы Толстого «Власть тьмы» была поставлена Лёвенфельдом (так тогда звучала наша фамилия) в Берлине в основанном им Шиллеровском театре. А ещё в Берлине у Лёвенфельдов после революции жило семейство Набоковых. Видите, как всё тесно переплелось? Наверное, это судьба. И вообще я переводчик с малых лет. Моя мама была родом с Кубы. И мне с детства приходилось переводить родственникам с той и с другой стороны. А всего я перевожу с восьми языков, среди которых латынь, португальский, французский, испанский… Если разбираться, то, к примеру, португальским я владею слабее, чем русским, но в достаточной мере для того, чтобы выполнять качественные переводы. Я вообще люблю языки. Многоязычие, кстати, как мне кажется, способствует развитию поэта.

– Что у вас на первом месте – своё творчество или переводы?

– Переводы – это ведь тоже творчество. Я разницы не делаю между этими двумя ипостасями. И мой любимый поэт Пушкин не делал. Он ведь тоже много переводил, писал вариации на стихи зарубежных поэтов. Ну и кто сейчас будет разбираться, поэт он или переводчик?

«Литературная газета», 14 мая 2014 г., № 19

«Мы открыты миру»

Журнал «Крещатик» давно перерос рамки эмигрантского, став общероссийским и даже общеукраинским. Сегодня мы беседуем с его главным редактором Борисом Марковским.

Борис Марковский – поэт, переводчик, редактор. Родился в 1949 году в Киеве. С 1994 года живёт в Германии, в городе Диммельзее. В 2002 году в издательстве «Алетейя» (СПб.) вышла книга стихов и переводов «Пока дышу, надеюсь», в 2006-м в том же издательстве – книга избранных стихов и переводов «В трёх шагах от снегопада». В 2011-м – «Мне имени не вспомнить твоего». С 1998 года – главный редактор и издатель международного литературного журнала «Крещатик».

– Почему вы выбрали именно такое название для своего детища – «Крещатик»? Сразу возникают ассоциации с Киевом.

– Вы знаете, будучи киевским поэтом, я бы назвал своей малой родиной даже не Киев, а собственно Крещатик – улицу, во дворах и подворотнях которой прошла моя юность, улица, где когда-то «завязывались великие дружбы, писались великие стихи, происходили знаменательные встречи», улица, которую мне захотелось перенести в русскоговорящее ментальное пространство. Именно по этой причине, чтобы сохранить дух, ауру древнего города, мы публикуем произведения многих киевских авторов. Это поэты Наталья Бельченко, Владимир Гутковский, Алексей Зарахович, Татьяна Ретивова, Валерий Юхимов, Мария Храпачева, прозаики Александр Павлов, Платон Беседин, Алексей Александров… С Киевом наш журнал продолжает многое связывать. В Киеве живёт завотделом прозы «Крещатика», замечательная, на мой взгляд, писательница Елена Мордовина, которая мне очень помогает в работе над журналом.

– А как вообще зародилась идея издавать журнал? Насколько его издание было востребовано в русскоязычной среде?