101 разговор с Игорем Паниным

– Ваш шеститомник выпущен в серии «Историко-приключенческий роман». Это разве соответствует жанру ваших произведений?

– Нет, конечно. Это задумка издательства. Маркетинговый ход такой, чтоб внимание читателя привлечь, чтоб лучше продавалось. Ничего «приключенческого» у меня там нет. Практически всё написано на основе исторических документов, без отсебятины. Встречающаяся остросюжетность – это вовсе не мой замысел, такова история.

– А не было желания написать что-нибудь этакое?

– У меня имеется подобный опыт, повесть «Пасмурный полигон» – о советском разведчике Иване Гомоненко, казнённом немцами. Это такой остросюжетный детектив, но опять же – на реальных фактах и о реальной фигуре. Там и придумывать ничего не нужно было. Я читал следственное дело, в котором со всей немецкой педантичностью была восстановлена хронология его деятельности. Там продохнуть нельзя от событий, хотя всё происходит в течение семи дней. Мне хотелось просто рассказать об этом человеке, отдать ему должное, а получилось произведение, которое можно отнести к развлекательному жанру. Но такова была история Гомоненко, тут ничего не поделаешь.

– Во Франции преподаватели жалуются, что абитуриенты знают историю больше по Дюма, чем по учебникам, а он ведь многое домысливал и откровенно фантазировал.

– Домысливание неизбежно. Так или иначе нужно реконструировать события. Вот есть исторический факт, но нет подробностей, что при этом происходило, гроза или солнцепёк; был ли в кого-то влюблён тот или иной персонаж, получил ли он наследство или заработал деньги сам, отличался природной храбростью или просто искал смерти на поле брани. Тут автор вынужден создавать мир вокруг реального события, наделять персонажей определёнными характерами, придумывать диалоги и так далее. Другое дело, что он не вправе фантазировать, как Дюма, у которого Анна Австрийская и герцог Бэкингэм являются любовниками, хотя на самом деле их разделял определённый временной период.

– Кто на вас повлиял из мастеров исторической прозы?

– Скорее всего, Василий Ян. Меня в нём привлекает потрясающая квалификация. Вот мы только что об этом говорили – он настолько подробно реконструирует события, даёт такую убедительную деталировку в описании быта, обычаев и нравов, что остаётся только руками развести от изумления. Он немного суховат и в гораздо большей степени историк, чем художник, но тем не менее…

– А почему вы выбрали именно этот жанр?

– Так сложилось. Дед часто рассказывал о Гражданской войне, участником которой являлся. И у меня возник замысел романа по мотивам этих историй. Это роман «Лихолетье», который я писал в общей сложности 12 лет. Начал я его на 19-м году жизни и через несколько лет отправил готовую рукопись в издательство. Рецензентом оказался Пётр Лукич Проскурин, который написал, что я, вероятно, являюсь участником Гражданской войны, раз настолько подробно описываю события, однако роман имеет ряд недостатков и т. д. В общем, на 14 страницах был полный разгром моей рукописи. Тогда я запасся бумагой и начал всё переделывать, стараясь следовать замечаниям. На это ушло ещё несколько лет. И вот я снова послал рукопись в издательство. И вновь она попала к Проскурину. Он вспомнил, что читал когда-то этот роман, отметил, что сюжет стал стройнее, появилась образность, но… И снова разгром на многих страницах. Что мне оставалось делать? Либо вообще перестать писать, либо рискнуть. Я решил рискнуть и через несколько лет отправил третий вариант романа. И вдруг получаю телеграмму: «Поздравляю. Даю рекомендацию в Союз писателей. Проскурин». Я очень благодарен этому человеку и считаю его своим учителем. Но, как оказалось, написать – это ещё полдела. Роман долго не хотели издавать по причине того, что в нём положительно был описан белый генерал Деникин – наверное, впервые в советской литературе. Ну и вообще не совсем «советское» произведение у меня получилось. И потребовалось очень высокое вмешательство, чтобы книга увидела свет. А потом этот роман выходил в разных издательствах. В одном только «Воениздате» он переиздавался несколько раз.

– Вы много пишете?