Экзамен проводился не в помещении музыкальной школы, а в том зале музыкального училища, где в ноябре играл Святослав Теофилович.
И я села за инструмент, которого касались его руки.
За вторым роялем была моя добрая фея Ирина Алексеевна. Она сама так волновалась, что стала белее «газового» шарфика, который украшал ее концертное платье. Концы шарфа были скреплены… камеей Софьи Евсеевны.
Вот, наконец, Ирина Алексеевна кивнула мне головой!
105 тактов ожидания… Мы обмениваемся взглядами.
Я поднимаю руки с колен. Я опускаю руки на клавиатуру, и фортиссимо вступления на втором рояле сменяется моим Solo с главной темой, — «
И пусть я поднялась невысоко, я чувствовала всем своим существом, что нахожусь у истоков тех невидимых потоков, где незабываемой осенью пятьдесят второго года встретились Бетховен и замечательный пианист Святослав Рихтер. Там, где возвышенные чувства композитора и того, кто исполнял его произведения, переплавились в высокую музыку. И это было так прекрасно — оказаться пусть и на мгновение, но в тех же потоках!
Наконец двадцать девятая страница, длинная триоль, партия второго рояля и Кода!
Вечером в Генкином доме устроили настоящий праздник в мою честь. В столовой и на пианино стояли вазы сиренью, во дворе шумел самовар. А я… Я упала на постель и, как при первом знакомстве с этим добрым Домом, надолго уснула, прямо как принцесса из волшебной сказки.
Все, что происходило потом, я помню очень смутно…
А когда я окончательно очнулась, то увидела себя в большой светлой комнате. Я сидела на ковре перед целой пирамидой из книг, которые нужно было расставить на пустых полках книжных шкафов. Большие чисто вымытые окна были без занавесок, и солнце щедрой позолотой покрывало липкие от свежей краски широкие подоконники и натертые до зеркального блеска медовые планки паркета.
В комнату вошла мама, моя МАМА! и поставила перед собой милую смешную девочку Наташку, нашу теперешнюю соседку. Мы стали разбирать книги вместе, и Чуча, так прозвали мою новую подругу во дворе, принялась рассказывать о своей Киевской школе и девочках, с которыми мне предстояло вместе учиться. И представьте! Среди них была и Люба Диденко, которая когда-то в евпаторийском лагере сказала: «Если бы у нас был цветик-семицветик», мне бы трех лепестков хватило, чтобы загадать заветные желания: с Таткой в одном городе жить;
с Таткой в одной школе учиться;
с Таткой на одной парте сидеть!
И вот все это сбывалось.