108 рассказов

Решили мы с мужиками форсировать тему, так как терпеть больше уже мочи не было. Собрались как-то после обеда у заводской столовки и стали нашу белую ворону-трезвенницу дожидаться. Васька видимо почуял неладное и не особо спешил прощаться со столовским киселем и котлетками. Ближе к двум часам его явление народу свершилось. Первым слово взял наш бригадир – Михалыч. Если не вдаваться в этимологию и дословный перевод всего сказанного уважаемым шестидесятилетним аксакалом, это звучало так: «Мы очень взволнованы природой твоего поведения и призываем к конструктивному диалогу». Михалыч обычно ко всему добавлял «ннна», и поэтому монолог его был весьма проникновенным. Васька поначалу опешил, и, казалось, после сказанного стремительно уйдет в запой. Дальше слово взял Игорек Стырыгин и минут пять тер про свою семейную жизнь и про то, что если Васька за ум не возьмется и пить со всеми не начнет, семье Старыгиных придет кирдык. Дальше больше, загудел заводской люд.

Когда шум стих, слово до Васьки нашего дошло. Наш трезвенник в этот момент выглядел на удивление спокойным. «Мужики», – сказал Васька, – «я для вас человек новый и вероятно вопросов ко мне не мало. Ну, не рубаха-парень я, что с меня возьмешь, но трусом и подонком не был никогда. Говорите, что сам не пью и вам мешаю, так на заводе пахать нужно, а не за воротник закладывать, вот я и пашу. А то, что водку не пью, так это я матери своей обещание дал, не пить. Не могу я слово нарушить, а то не мужик я получаюсь, а так – ветошь! А вы пить хотите, пейте, закладывать не собираюсь – слово даю!»

Васька замолчал, и всем вдруг так неудобно стало, как будто внезапно в женской бане оказались, а бубенцы прикрыть нечем. К разговору тому больше не возвращались. А Ваську за прямоту и честность многие уважают у нас!

10. Память

Метро. Люди. Очередь на эскалатор. Каждый день в одно и то же время одни и те же лица. Иногда у людей меняется одежда – значит пришла весна, лето, осень или зима. Новички тут появляются часто, но уже назавтра растворяются в серой массе.

Я встретил ее на исходе осени. Кругом были зонтики, плащи и привычно хмурые физиономии пассажиров московского метро. На фоне этого унылого пейзажа она, конечно, выделялась. Белая шляпка, оранжевые джинсы контрастировали с окружающим миром. А еще она улыбалась. И веяло от ее улыбки каким-то теплом и добротой. Будто солнце закатилось погостить в наш забытый богом вагон. С тех пор я встречал ее каждый раз, как только погружался по утрам под землю. Позже я старался садиться в один и тот же вагон в одно и то же время, чтобы не дай бог не разминуться с моим солнышком. Я подолгу смотрел на нее и подбирал слова для нашего первого разговора.

В середине зимы, когда в метро появились люди с елками и мандаринами в руках, я решился. Мы проговорили пятьдесят минут, я проехал свою остановку и опоздал на работу.

Как же я ждал следующего утра! Ночь была настоящей пыткой. Казалось, что она не кончится никогда. Наутро мы вновь встретились и снова болтали без остановки. А еще мы улыбались друг другу, как это делают глубоко влюбленные и счастливые люди.

Я был счастлив 73 дня, вернее 73 утра.

Как ее звали? Я не знаю, мы просто разговаривали и не интересовались такими мелочами. О чем говорили, я тоже не помню. Разве это так важно? Я даже внешность детально описать не могу. Мой доктор говорит, что это симптом и кормит меня какими-то таблетками. С момента нашей последней встречи прошло время. Сказать точно, сколько, я не могу, так как тут все ходят в белом, а в моей комнате нет окон. Странно, но с каждым днем я помню о ней все меньше…

11. Плясать

Ну вот что это за явление такое – танцы? Музыка орет, душно, все вокруг неистово гарцуют. Иногда гаснет свет, и полумрак скрывает этот веселый мясотряс. А еще некоторые дамы в этой всепоглощающей мазурке начинают приседать, изгибаться и делать многозначительные жесты руками. Одним словом в Содом и Гоморру электричество провели.

Рассказываю я все это потому, что, будучи курсантом военной академии, был однажды командирован на дискотеку городского медучилища для усиления личного состава, так сказать. От командира роты получили приказ – «Плясать». Тому, кто отлынивать будет, батя обещал нарядную жизнь и полный пансион в полковой уборной на неделю.

Приехали мы, значит, на танцы. Одеты во все парадное: сапоги, ремень и кепка. А кругом уже общественность гопачит. Ощущение, что аэробику по телеку показывают. Вращение тазом, бег на месте, приседания. Старшина скомандовал «к бою», и мы принялись отчаянно веселиться. Надо сказать, получалось это у нас с переменным успехом. Все бы ничего, но так как команды «вольно» и «рассредоточиться» не было, плясали мы в две шеренги, по росту, как на нашем родном плацу на строевой. Медичек такое поведение, мягко говоря, насторожило. И ясно почему – как при такой диспозиции понравившуюся тушку на белый танец отлавливать, было для многих загадкой. К счастью жриц эскулапа, наш старшина понял свой тактический просчет и скомандовал «рассредоточиться».