Я подупал духом и был немного напуган. Это правда, у меня были достаточно времени на то, чтобы разыскать правильную семью Даннингов, и я был уверен, что смогу это сделать — если для этого понадобится позвонить каждому Даннингу из телефонного справочника, я и это сделаю, пусть даже рискуя изменить настройку бомбы с часовым механизмом в лице отца Гарри, — но я уже начал чувствовать то, что чувствовал Эл: что-то действует против меня.
Я шел по Канзас-стрит, так глубоко погруженный в свои мысли, что сначала даже не осознал, что по правую сторону от меня больше нет домов. Там теперь зиял крутой обрыв, который переходил во влажную почву, где изобиловали зеленые кусты, который Туми называл Пустырем. Тротуар от этой пропасти отделяла всего лишь чахлое белое заграждение. Я уперся в него ладонями, вглядываясь в дикую растительность там внизу. Увидел тусклые отблески застоявшейся воды, полосы камыша такого высокого, что он казался доисторическим, и волнистые плети ежевики. Деревья, которые стремятся к свету, там должны были быть чахлыми, так как там его недостаток. Там может расти ядовитый плющ, могут быть завалы мусора и, вполне вероятно, временный лагерь каких-то бомжей. Там также должны быть тропы, о которых знают только местные ребятишки. Искатели приключений.
Так я стоял там, смотрел и не видел, слышал, но едва осознавал негромкие звуки ритмичной музыки — что-то такое с медными трубами. Я думал о том, как мало я достиг этим утром.
Что же это за
Я сходил в библиотеку с надеждой пересмотреть статистические данные. Последняя национальная перепись была восемь лет тому назад, и, в ней должны были быть зафиксированы три из четырех детей Даннингов: Трой, Артура и Гарольд. Только Эллен, которой на момент убийства исполнилось семь, не была учтена в переписи 1950 года. Там также должен был обнаружиться и их адрес. Конечно, за эти восемь лет семья могла и переехать куда-нибудь, тем не менее, даже если так, кто-то из соседей мог бы мне подсказать, куда они подевались. Это же маленький город.
Вот только не оказалось там данных переписи. Библиотекарша, приятная женщина по имени миссис Старрет, поведала мне, что, по ее мнению, те бумаги действительно
— Не очень обнадеживающе, — улыбнулся я ей. — Знаете, как говорят: с горсоветом напрасно бороться.
Миссис Старрет не ответила на мою улыбку своей. Вела себя она учтиво, даже любезно, но имела тот самый запас настороженности, что и все, с кем я встречался в этом подозрительном городе — Фрэд Туми оставался тем исключением, которое подтверждает правило.
— Не говорите ерунды, мистер Эмберсон. Нет ничего секретного в данных переписи Соединенных Штатов. Идите прямо туда и скажите городской секретарше, что вас прислала Реджина Старрет. Ее зовут Марша Гей. Она вам поможет. Хотя, возможно, они положили те бумаги в подвал, где им
И я пошел в городской совет, в фойе которого увидел плакат: РОДИТЕЛИ, НЕ ЗАБЫВАЙТЕ НАПОМИНАТЬ СВОИМ ДЕТЯМ, ЧТОБЫ НЕ ГОВОРИЛИ С НЕЗНАКОМЦАМИ И ГУЛЯЛИ ТОЛЬКО СО СВОИМИ ДРУЗЬЯМИ. В очередях к разным окошкам стояло несколько человек. Большинство из них курили. Конечно. Марша Гей приветствовала меня вымученной улыбкой. Миссис Старрет уже успела предупредить ее по телефону о моем визите и соответственно ужаснулась, когда мисс Гей сказала ей то, что сейчас сказала и мне: данные переписи 1950 года пропали вместе с другими документами, которые сохранялись в подвале городского совета.
— В прошлом году у нас были ужасные ливни, — объяснила она. — Лило целую неделю. Канал вышел из берегов, и все в Нижнем городе — так старожилы у нас называют центр, мистер Эмберсон, — все в Нижнем городе затопило. Наш подвал почти месяц оставался похожим на Гранд-Канал в Венеции. Миссис Старрет права, те бумаги нельзя было сюда передавать, и никто, кажется, теперь не знает, зачем и кто именно приказал это сделать. Мне ужасно жаль.