11 человек (СИ)

Она была не высокой, её рост едва ли достигал 155 сантиметров. Она не носила туфли, предпочитая им обувь без каблука. Я ни разу не видел, чтобы она носила штаны или джинсы, это всегда были или платья, или юбки с цветастыми кофтами. Сегодня она была в тёмном платье, усыпанном разными цветами, а на её шее был кокетливо повязан чёрный ошейник с небольшим и аккуратным красным цветком на боку. Её кожа невероятно контрастировала с её "темным" одеянием, она была бледной, без тени загара, и большие черные круги под глазами лишь усиливали этот контраст. Глядя на неё можно было бы сказать, что она, возможно, пребывает в состоянии крайнего переутомления или, вообще, не здорова, если бы не её улыбка. Когда она улыбалась, её лицо озарялось внутренним светом, и пропадал прочь весь её болезненный вид. Её зелёные глаза были всегда немного затуманены, как будто она находилась сразу в двух измерениях. В довершении ко всему, у неё были кудрявые коричневые локоны, которые ниспадали до плеч. Едва ли мне удалось в полной мере передать всю её утончённость, весь её шарм, поэтому прошу, не судите меня строго.

Я не знал о финансовом положении её дел, зная лишь, что она официально нигде не работала, и мог предположить, что её литературные сборники, которые были выпущены, едва ли обеспечивали ей достойный уровень жизни, поэтому с радостью платил за нас двоих, когда мы посещали какие-нибудь заведения. Тем более, что её заказ чаще всего состоял из кофе и изредка какого-нибудь десерта. Где-то глубоко в душе я радовался возможности внести хоть какой-то вклад в развитие её литературного гения.

Она любила пробовать каждый раз новый кофе. У неё наверняка был любимый, но, видимо, ей было важно каждый раз открывать для себя новый вкус, который рождал в её голове яркие иные образы. Сегодня она заказала кофе с имбирём и специями по-индийски. Когда его принесли, он ей очень понравился, понравился не только сам кофе, но и длинный высокий стакан, в котором его подали, она получала удовольствие не только от вкуса самого напитка, но и эстетическое удовольствие от предметов, окружавших её.

Произошло нечто прекрасное, ей захотелось творить. Я уже был свидетелем подобной перемены, когда она извлекла из небольшой сумочки блокнот и карандаш и, пролистав несколько страниц, начала что-то туда записывать. Иногда она прерывалась и в сторонке рисовала геометрические фигуры, облака и просто разные каракули, смотря куда-то вдаль.

О нет, уверяю вас, она вовсе не старалась произвести впечатление на меня или кого бы то ни было вообще. Она считала это совершенно обыденным делом, которое, впрочем, почти вывело меня из себя при нашей первой встрече, когда мне пришлось в течение 20 минут пить свой кофе в одиночестве, так как она была явно не заинтересована во взаимодействии со мной или этим миром хоть в какой-то мере. Закончив, она закрывала блокнот, убирала карандаш и снова обращала внимание на меня. Я думаю, что для неё я был не более чем ещё одним важным предметом для создания необходимой атмосферы, находясь в которой, она могла создавать новые работы. Возможно, я был стулом или, скажем, красиво изогнутой ножкой стола. Стоит признать, что все одарённые люди немного странные. Их осознание реально и видение этого мира выходит далеко за пределы осознания и понимания людей "обычных", отчего между ними часто происходят проблемы в общении и в восприятии.

Уверяю вас, что в литературных кругах, она была очень известна, и мне не раз довелось слышать такие лестные слова, как юное дарование и сравнение с поэтессами серебряного века. К своей популярности девушка относилась ровным образом никак, но чего она не любила, так это шумихи вокруг себя, отказываясь напрочь принимать участие в крупных литературных чтениях, предпочитая им квартирные сборы и вечера в небольших арт кафе, которые во время её выступления были набиты под завязку и, если бы организаторы после окончания вечера не уводили её через чёрный ход, где, конечно же тоже были фанаты, но в меньшем количестве, её бы, наверняка, разорвали на сувениры. Она не давала интервью и не рассказывала о дальнейших планах.

Она не любила микрофонов и читала свои стихи, стоя на сцене босой. Фиксированной программы не было, она и не требовалась, люди приходили слушать её. Когда она читала, переполненная аудитория замирала, дышала осторожно, как если бы они все боялись спугнуть нечто едва уловимое, дивное, невероятно изысканное, а спустя несколько минут взрывались аплодисментами, свистом и криком, восхваляя тем самым свою богиню.

Многим её стихи казались чудачеством, но только до тех пор, пока они воочию не могли насладиться тем, как она их читает.