12 маленьких радостей и одна большая причина (СИ)

– Он не мой… – вяло отозвалась я, но умолкла, увидев немного насмешливый взгляд женщины. Вряд ли она бы поверила моим протестам. Смутившись, я поджала губы и продолжила молча наблюдать за до слез умилительной картиной, как ко мне незаметно подкрался мальчик лет семи и схватился за краешек свитера. Опустив взгляд, я даже занервничала, таким худым и невысоким для своего возраста он оказался. Темно-каштановые волосы были беспорядочно взлохмачены после возни, а огромные серые глаза, чуть ли не прозрачные от болезненности, с надеждой глядели на меня:

– Ты моя новая мама? – спросил тоненький голосок, а я почувствовала, как подкашиваются ноги. При всей своей антипатии к детям, я не могла просто сказать «нет» и лишить ребенка веры, что когда-нибудь он обретет свой дом, получит отцовский нагоняй за невыполненное домашнее задание и мамин поцелуй перед сном. Ища помощи, я огляделась по сторонам, но Мардж уже скрылась в коридоре, а архангел был занят игрой в салки с целым табуном счастливых воспитанников приюта, поэтому некому было спасти меня от проницательных глаз мальчишки.

– Я не твоя мама, но она уже скоро придет, – наконец произнесла я, опустившись на колени. – Как тебя зовут?

– Кевин.

– Какое красивое имя, – мальчик тут же улыбнулся, из-за чего на его щеках появились ямочки, а мне стало немного легче, и сковавший сердце страх будто ослабел. – А меня зовут Иззи. Так вот, Кевин, я передам твоей маме, что ты ждешь ее здесь, а она придет как только сможет. Хорошо?

– Хорошо. Миссис Питерсон тоже так говорит, как и Кайли, но я жду маму уже семьсот двадцать три дня, – спокойно ответил мальчик, но вскоре улыбка снова озарила его бледное и осунувшееся личико. – Ты теперь будешь всегда приходить вместе с дядей Гейбом?

– Да, – чуть дрогнувшим голосом прошептала я, а в мыслях поклялась перечислить оставшиеся сбережения на банковский счет приюта. Когда на глазах уже проступил горячие слезы, на мое плечо опустилась чья-то тяжелая рука. Резко обернувшись, я увидела архангела с маленькой белобрысой девчушкой на руках:

– Они просят почитать сказку, но с моей стороны было бы невежливо отбирать такое право у писателя.

Может, я и хотела воспротивиться, но орава детей усадила меня на старый темно-зеленый пуф посреди комнаты и пристроилась полукругом рядом, перешептываясь и глядя на меня с интересом. Габриэль тут же выдал мне увесистую книгу из нашего своеобразного мешка с подарками и уселся рядом вместе с Долли на коленях. Решив, что еще одного измученного детского взгляда сердце не выдержит, я открыла книгу на случайной странице и прочла:

– «Заржавленный рыцарь». Когда-то жил на белом свете жестокосердный рыцарь…

Я прекрасно помнила эту сказку, ведь именно ее мама читала мне на Рождество и перед Пасхой. Размеренный ровный голос, выцветшие от времени картинки, щенок кокер-спаниеля Вилли, пристраивавшийся в моих ногах, – все это ожило в памяти, когда глаза неслись по строчкам, но лучше от этого не стало. Вилли усыпили, когда мне было четырнадцать, мама мертва, книга потерялась при переезде, а каждый сочельник превратился во встречу с друзьями или корпоратив в фешенебельном ресторане с ужасно вычурным названием и кучей незнакомых людей. Я уже давно утратила то домашнее ощущение тепла и уюта, а знать, что эти дети его никогда и не имели, было непосильной ношей, к которой я не была готова, а тут еще и строки, травящие сердце, как никогда раньше:

По белому свету скитаться

И сутками голодать.

Слезами с тоской умываться

И, где придется, спать.

И, хлеб посыпая пеплом,

Сказать спасибо тому,

Кто в рубище этом ветхом

Пустит тебя к огню.

Вот горькая нищих доля –

Душою и телом скорбеть,

Былинкой качаться в поле,

Унылые песни петь.

Вдруг стало ужасно стыдно за то, что у меня когда-то были любящие родители и дачный дом с камином, за то, что я собиралась покончить с собой из-за обычного отказа, а эти дети бросают вызов судьбе ежечасно, борются с ней, будто смеясь сквозь слезы: «Мы выжили! Ты растоптала нас, сровняла с землей, а мы все равно выжили и будем продолжать выживать, пока бьется сердце!» На несколько секунд я остановилась, чтобы перевести дыхание, но рука Габриэля, легшая на мое колено, будто придала сил продолжить чтение, но внутри все оборвалось, когда я дошла до колыбельной, которую жена рыцаря пела своему ребенку, если тот не мог заснуть:

Засни на моих коленях

И глазки свои закрой.

Отец твой имеет замок,

А мы без дома с тобой.

Отец твой – богатый рыцарь,

Он в бархат и шелк одет.

А у тебя, малютки,

Рубашки хорошей нет.

Он пьет богатые вина,

Не ведает о нужде.

А мы живем с тобою

На хлебе и на воде.

Но мы не ропщем с тобою,

Мы молим всегда Творца.

Услышит Он наши молитвы,

Спасет твоего отца.