12 смертей Грециона Психовского

– А любой бог остается богом, лишь пока в него верят, – добавил Грецион.

– Да-да-да, это твоя епархия, я не сомневался, что ты подхватишь. Так вот, они отказались верить в своих богов – постепенно, и с подачки своего правителя стали верить в Духовный Путь. Конец истории. Все.

– Действительно, зачем верить в богов, когда можно заставить людей верить в человека, который придумал новую догму, видимо, только для этого. И теперь они верят только в Заххака, – профессор почесал бороду. – Знаешь, я думал твоего рассказа хватит хотя бы на введение к курсовой, а тут и вправду – только сноска.

– С чего такие выводы?

– Про сноску? – ухмыльнулся Психовский.

– Да нет, ты все прекрасно понял. Про их магуса, или как его там.

– Ну, он сам сказал нам, что Духовный Путь прокладывает он, а это все равно, что верить в него вместо Духовного Пути, а в Духовный Путь – вместо богов. Если какой-нибудь Людовик сто тридцать пятый придумал бы «Библию правильного поведения», люди бы верили не столько в эту библию, сколько в самого Людовика – точнее в правильность того, что он написал. Ведь это написал именно он, а не кто-то другой.

– Ну они же не ставят ему статуи…

– Это просто очень умелая подмена понятий – Духовному Пути статую не поставишь, если только ты не воспитанник модной арт-школы современного искусства, где и из писсуара можно сделать шедевр на века.

– Но он же не заставляет их поклоняться себе…

– Вот сейчас я правда обижусь на то, что ты споришь со мной, – непонятно было, шутит Психовский или нет, особенно учитывая его нынешнее душевное состояние. – Он говорит им как жить, мой среброкистый Феб. А это почти одно и то же. Почти как фараон Эхнатон17, но ты прав, да, не заставляет поклоняться себе…

– Ну и что тут такого, все правители – чудаки. А жители выглядят счастливыми. И не похоже, что тут устраивают геноцид несогласных, – Аполлонский закурил еще одну самокрутку.

– И все равно, мне это не нравится. Духовный Путь… представь, что Библию заменили книжечкой «как жить так, чтобы все успевать» или «как жить так, чтобы быть счастливым».

– Ну, с учетом того, что Библия – это по сути «как жить так, чтобы попасть в рай» …

– Когда ты стал так цепляться к деталям?

– Не знаю, – пожал плечами Федор Семеныч. – Может, тогда же, когда ты, мой дорогой Рак, стал столь эмоционален, обидчив и спонтанно зол. В этом, как его там, оттиске. Под новым созвездием.

Художник затянулся. Грецион хотел было что-то сказать, но в нос вновь ударил запах сладко-острого дыма.

– Слушай, а дай-ка попробовать эту дрянь, – попросил Грецион.

– Ты же не куришь, – глаза Аполлонского превратились в блестящие алмазные булавки с блошиного рынка.

– Это будет научный эксперимент!

– О! – звук вылетел пробкой из бутылки. – Ну тогда, держи.

– Но, знаешь, больше всех этих Духовных Путей, ладно с ними, меня беспокоит Вавилонский Дракон. Слишком много возни вокруг него, и мне как-то слишком дурно рядом с ним…

Художник передал профессору дымящуюся самокрутку – тот сильно затянулся. На вкус, как и на запах, оказалось остро и сладко, но тут горло словно посыпали острым перцем: Грецион закашлялся грозно, как извергающийся вулкан, глаза заслезились, дышать стало тяжело. Перед тем, как все для Психовского окончательно потемнело, он увидел космос звериных глаз, жалобный и хватающий, уносящий туда, где нет ничего, нет себя – только тогда профессор почувствовал легкую сладость лемурийской папиросы, но сознание к тому моменту отключилось.

И Грецион Психовский умер.

Лев. Глава 8. Аметистовые слезы

…месяц Огонь, Стрела Нинутры

Жаровни зажжены, Ануннаки факелы подняли

Гирра с неба нисходит, с солнцем равняется

месяц Гильгамеша18, девять дней юноши

в борьбе и атлетике по кварталам своим соревнуются…

Из «Астролябии В»

— Кажется, это где-то уже было, – попытался сказать Грецион Психовский, но вместо этого у него получилось «кхе-кхе-ЭКХЕ-кхе». Перед глазами ходили цветные пятна, а в голову словно посадили обезьянку с двумя стальными тарелочками, которая не уставая делала громкий «бамц».

– Какая же дрянь, – все еще кашляя, профессор вернул папиросу Аполлонскому – та чуть не свалилась, потому что рука профессора тряслась похуже, чем во время десятибалльного землетрясения.

– Ты что, опять помер? – хихикнул Аполлонский. – Тогда уж точно будем считать, что твой научный эксперимент прошел успешно.

Профессор побелел, в глазах мелькнул первозданный ужас, а потом на лбу вздулась маленькая венка. Грецион проговорил дрожащим голосом, активно потирая переносицу:

– Еще хотя бы один гребанный раз ты так по-идиотски пошутишь, хренов Арлекин…

– Так, понятно, у нас опять кризис среднего возраста. Курить я тебе больше не дам.

В профессоре словно щелкнул рубильник скоростей и настроений – смена быстро отразилась и на лице.