12 смертей Грециона Психовского

Конечно же, Заххак увидел Брамбеуса с Сунилинь Ваном, конечно же пошел им навстречу и, конечно же, спокойно дал им уйти. К чему было преследовать их, все равно они ничего не смогут сделать. Не в их силах спорить с догмами Духовного Пути, не в их силах бороться с самой сутью слов и заклинаний, не в их силах противостоять Зодиакальной Эклиптике, и не в их силах поменять что-то в единой для всех оттисков Лемурии.

Не в их силах решать судьбу Вавилонского Дракона.

Визирь Духовного Пути точно знал, что вариант развития событий для него и Лемурии будет только один.

Заххак, сидящий в центре просторного зала на верхних ярусах храма, посмотрел на статуи былых богов, кости и аметисты которых бликали в лучах красного солнца – нигде в Лемурии не осталось ни одного символа хоть какого-то старого бога.

А потом Визирь Духовного Пути услышал истошный звериный рык – Заххак привстал, и именно в этот момент в святилище на вершине храма ворвались два испуганных мага.

– Визирь… – начал первый.

– Вавилонский Дракон опять сбежал? – Заххак все уже понял, и слова его содержали в себе миллиарды обжигающих мегаватт каждое.

– Да… и оно, – по лицу мага пробежала холодная змейка ужаса, – оно берет в нем верх.

– Сируш не сбежал, – сказал вдруг второй маг – голос его тонким полотном трепыхался в пространстве. – Его выпустили, магус.

Заххак прикрыл глаза.

– Она выпустила его! – добавил второй.

– Ну так сделайте с этим что-нибудь! – Визирю не нужно было кричать, чтобы его слова произвели эффект обжигающего клейма, таблички с божественным законом. – Верните Вавилонского Дракона. Верните его.

Маги отвесили поклон и удалились вниз по бесконечной лестнице, а Заххак подошел к одной из арок, заменяющих в верхнем святилище окна, и посмотрел вниз, на раскинувшийся город-храм из белого камня с его длиннющими коридорами.

– Бальмедара, – проговорил магус так, словно каждый звук был каплей концентрированного яда. – Вы оступились с Духовного Пути, как и ваша дочь…

Грецион резко сменил пункт назначения, потому что в посещении самого храма нужда резко отпала – кипел уже весь город, как муравейник, в который бросили гранату, или даже ядерную бомбу. Вавилонский Дракон, недолго думая, ринулся прочь из подземелья, тут же метнувшись на волю, на улицы – и тогда лемурийцы запаниковали не столько от самого вида Дракона на воле, сколько от ощущения, что он несет за собой нечто настолько злобное и ужасное, что не описать словами – словно комета тащит следом хвост из непроглядной черноты.

Зверь зашипел и рванулся в город, куда глаза глядят – лемурийцы кричали и рассыпались в стороны, а Вавилонский Дракон сбивал всех, кто попадался ему на пути, врезался в каменные своды, невероятным образом оставляя в них пробоины, словно сделан был из десятитонной скалы. Зверь шипел, и шипение его отражалось в головах страхом древнего человека перед грозой и огнем – страхом перед тем, что еще не успел укротить.

– Вот оно, настоящая охота начинается! – рассмеялся барон так сильно, что по округе будто пронеслось торнадо. – Чур трофей забираю себе я! Повешу рог над камином…

– Это же ужасно, – не выдержала Инара. И непонятно, то ли она говорила о ситуации в целом, то ли конкретно о словах Брамбеуса. – Нам надо что-то делать со всем этим!

– Барон, только не трогайте глаза и сердце, – сказал вдруг достопочтимый Сунлинь Ван, потуже привязывая змеиный клык и обрубки веток к поясу. – Оставьте это мне.

– Какое живодерство! – закипела Инара. – Профессор, что нам со всем этим делать? Надеюсь, вы не планируете забирать себе лапу Дракона на удачу?

– Боюсь, что профессор… немного не в зоне доступа, – кашлянул Аполлонский.

Психовский стоял на коленях, опустив голову вниз и уперившись руками в землю – теперь Вавилонский Дракон был совсем рядом, и голова набухла, превратилась в намокший кусок ваты, весящий, как целая планета, тошнота внутри заштормила с силой, способной потопить Атлантиду, а уж захлестнуть профессора – тем более. И из всего этого безумного катарсиса, апокалипсиса внутри отдельно взятого Психовского, наружу лезло нечто, прокладывающее свой путь острыми, но бесформенными когтями – нечто, смешавшее в себе желчную агрессию, черную злобу и кроваво-алую ярость, постепенно рвущее профессора изнутри и растекающееся по венам.

– Ну почему так каждый чертов раз! – крикнул Грецион, сплюнув. – Каждый долбаный раз, когда я хотя бы смотрю на треклятого Дракона, что б ему пусто было, каждый раз…

– Профессор… —прошептала Инара.

– Заткнись! – снова рявкнул Психовский. – Вы все, боже, заткнитесь, вы, сборище идиотов, ничего не смыслящих в древности имбецилов, бегущих за своими тупыми амбициями, которые даже рядом не стоят с моими, да что там, даже с какими-то более-менее внятными целями! Просто прекратите, вы ничего не понимаете, идиоты, вы даже не можете мне просто, черт бы вас побрал, объяснить, что это такое происходит. Сказать коротко и ясно: почему, вашу мать, почему?!

– Честно, – шепнул Аполлонский на уши обалдевшему Брамбеусу. – Сам не знал, что он знает столько дурных слов.