За ужином, столь же обильным, сколь и веселым, и, как повелось, разнузданным, последовали оргии с немалым числом всяких мелких безобразий. Много иссосанных ртов и задниц, но больше всего развлекала следующая забава: надо было на пари распознать девиц, лицо и грудь которых были тщательно прикрыты, по задницам. Герцог несколько раз обманулся, но трое других так хорошо изучили тылы своих подданных, что не ошиблись ни разу. Затем отправились спать, а следующий день принес новые удовольствия и несколько новых выдумок.
День четвертый
Найдя для себя удобным и необходимым различать в любую минуту, кто именно из детей, будь то мальчик или девочка, назначен отдать свою невинность тому или иному из друзей, решили они, что с этого дня дети будут носить в волосах ленты, чей цвет указывал бы на будущего растлителя. Итак, герцог выбрал себе розовый и зеленый цвета, и это значило, что каждый носящий спереди розовую ленту предоставит ему себя спереди, а обладатель зеленой ленты сзади послужит герцогу своей задницей. С этого дня Фанни, Зельмира, Софи и Огюстина завязали розовые банты сбоку, а Розетта, Эбе, Мишетта, Житон и Зефир завязали зеленые банты сзади в волосах – свидетельство о правах герцога на их зады. Кюрваль избрал черный цвет спереди и желтый для зада и, следовательно, Мишетта, Эбе, Коломба и Розетта украсились черными бантами, а Софи, Зельмира, Огюстина, Зеламир и Адонис – желтыми. Дюрсе отметил единственно Гиацинта сиреневой лентой сзади, а епископ, которому предназначались исключительно лакомства Содома, приказал Купидону, Нарциссу, Коломбе и Фанни носить фиолетовую ленту сзади. Никогда, в какой бы костюм ни наряжались дети, ленты не снимались, и с первого же взгляда на юную особу можно было определить по цвету и расположению бантов, кто имеет право распорядиться первым передней или задней невинностью.
Кюрваль, проведший ночь с Констанцией, утром весьма горячо высказал свое недовольство ею. Сказать с уверенностью, что послужило этому причиной, было бы затруднительно: распутники придираются к любой мелочи. Едва успел он потребовать для нее наказания на ближайшую субботу, как эта прелестная особа объявила, что находится в интересном положении. Единственным, кого наряду с ее мужем, можно было заподозрить в причастности к таковому событию, оказался Кюрваль, плотски спознавшийся с нею с начала увеселений, то есть уже четвертый день. Новость эта весьма развлекала распутников: они ясно увидели, сколько новых забав таится в ней. Герцогу не пришлось это по вкусу, но, как бы то ни было, событие стоило Констанции освобождения от наказания, предстоявшего ей за то, что она огорчила Кюрваля. Пожелали дать этой груше дозреть; беременная женщина развлекала их, и они рассчитывали в будущем развлечься еще больше и потешить свое гнусное сластолюбие. Ее избавили от прислуживания за столом, от наказаний и некоторых других мелочей, где ее состояние не позволило бы ей исполнять их с тем искусством, которое хотели видеть. Но она по-прежнему должна была находиться на диване и до нового распоряжения разделять ложе с каждым, кто пожелает ее избрать.
В то утро была очередь Дюрсе идти на поллюционные экзерсисы, и с его маленьким членом ученицам выпали немалые хлопоты. Однако они старались. Но финансист, выполнявший всю ночь роль женщины, совершенно не мог выдержать мужской роли. Он был словно в непробиваемой броне, и все искусство восьми прелестных учениц под руководительством самой опытной наставницы так и не заставили его ни разу поднять нос. Он вышел из боя с видом триумфатора, а так как бессилие всегда приводит привередливость к тому состоянию духа, которое в либертинаже называется токицизмом, то его проверочные визиты были удивительно придирчивы. Розетта у девочек и Зеламир у мальчиков стали его жертвами: он не смог, как ему было сказано, найти себя – эту загадочную фразу мы разъясним позже, а она, к несчастью, потеряла то, что должна была хранить.