120 дней Содома, или Школа разврата

Наблюдателя заперли с моей сестрой, а я была предоставлена наблюдаемому. Это был молодой человек двадцати восьми лет, красота его была в полном расцвете. Осведомленный о месте нахождения дыры, он самым натуральным образом направился к ней и поставил меня в поле зрения своего визави за стеной. Я подрочила клиента. Как только у него встал, он распрямился, предоставив полюбоваться своим орудием наблюдателю, затем повернулся, продемонстрировал свой зад, задрал мне юбку и показал мой, встал на колени, раздвинул мои ягодицы и пощекотал своим носом анус – все это очень мягко и старательно, – и закончил яростным встряхиванием своего члена и бурным извержением семени. Причем он держал мою задницу перед самым тайным глазком так, что наблюдатель мог любоваться в тот решительный момент и девичьей попкой, и вздыбленным мужским органом. Если мой клиент насладился вдоволь, то бог знает, что творилось с другим. Потом уж сестра рассказала мне, что он чувствовал себя на седьмом небе, что он признался ей, что никогда ему не было так сладко, и залил ее ягодицы столь же обильным потоком спермы, как и тот, что оросил мои.

– Ну, если у этого молодца был красивый член и красивый зад, – заметил Дюрсе, – было от чего получить славную разрядку.

– Да уж наверное, – согласилась Дюкло. – Член у него был длинный и толстый, а задница нежная, округлая, сложена как у самого Амура.

– А вы раздвигали ему ягодицы? – поинтересовался епископ. – Показывали наблюдателю его отверстие?

– Да, монсеньор, – сказала Дюкло. – Все было очень наглядно. Он показывал мой зад, я подставляла его, это было, наверное, самое сладострастное зрелище в мире.

– Я в своей жизни повидал дюжину подобных сцен, – сказал Дюрсе, – и они обошлись мне фонтанами спермы. Нет ничего более приятного, чем это занятие: я разумею и то и другое, подглядывать так же приятно, как и знать, что за тобой подглядывают.

– Еще один почти с такими же наклонностями, – продолжала Дюкло, – через несколько месяцев повел меня в сад Тюильри. Ему надо было, чтобы я, подцепив мужчину, дрочила бы его прямо перед глазами моего клиента; он прятался в это время за грудой садовых стульев. После того как я провела перед ним таким образом семерых или восьмерых мужчин, он расположился на скамейке в одной из самых оживленных аллей, заголил мой зад, вытащил свой член и велел мне дрочить его на глазах у прохожих. Несмотря на то что уже стемнело, положение оказалось самым скандальным: когда он бесстыдно брызнул своей спермой в присутствии чуть ли не десятка свидетелей, нам пришлось спасаться от позора и ареста бегством.

Когда я рассказала об этом мадам Герэн, она рассмеялась и сказала мне, что в Лионе, том самом городе, где и мальчишки занимаются сводничеством, она знавала одного мужчину с весьма оригинальной манией. Переодевшись судейским чиновником, он приводил людей к двум нанятым им девкам. Потом, притаившись в уголке, наблюдал за тем, что происходит у приведенного с этими девками. Зрелище ягодиц и члена составляло единственное наслаждение этого лжесудейского; только так он мог вызвать у себя извержение спермы.

Дюкло, закончившая в этот вечер рассказ задолго до ужина, оставила тем самым время для кое-каких избранных проказ. И поскольку у всех в голове были примеры публичного бесстыдства, в кабинеты не удалились, и каждый забавлялся на людях. Герцог приказал Дюкло разоблачиться донага, нагнуться, опираясь на спинку кресла, уперся головкой своего члена прямо в заднюю дырку и, побуждаемый пальцами Дегранж, орошал семенем ягодицы рассказчицы. К этому было прибавлено еще несколько пикантных деталей, с которых мы до поры до времени не решимся сбрасывать покровы. Извергался герцог, надо сказать, бурно, с рычанием и криками, что еще раз показало, до какой степени воспламенили его рассказы этого дня.

Кюрваль излился тоже. Дюрсе и епископ, со своей стороны, захотели испробовать и с тем, и с другим полом довольно экстравагантные упражнения, и их обслужили соответствующим образом.

После ужина танцевали. Шестнадцать юных особ, четверо прочищал, четыре супруги образовали три контрданса; все участники этого бала были обнажены, и наши сладострастники вволю полюбовались причудливой сменой великолепных картин, которые происходили во время танца. Подле них находились все четыре рассказчицы, манипулировавшие с их членами то живо, то медленно, в такт музыке. Однако изнуренные дневными излишествами, наши герои так и не смогли излиться и вскоре отправились в постель, дабы восстановить силы для новых гнусностей нового дня.

День пятый

В это утро мастурбациям в «учебных классах» должен был подвергаться Кюрваль, и поскольку девочки продвинулись уже в этой науке, ему пришлось напрягать все силы, чтобы противиться многочисленным подергиваниям и встряхиваниям, разнообразным сладострастным позам, принимаемым этими восемью преуспевшими ученицами. В конце концов он предпочел от греха подальше покинуть свою кафедру до срока.